Разумность и добросовестность при осуществлении гражданских прав. Как в гражданском праве раскрывают принцип добросовестности. Злоупотребление правом. Действия, направленные на обход закона
1. Не допускаются осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав (злоупотребление правом).
Не допускается использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребление доминирующим положением на рынке.
2. В случае несоблюдения требований, предусмотренных пунктом 1 настоящей статьи, суд, арбитражный суд или третейский суд с учетом характера и последствий допущенного злоупотребления отказывает лицу в защите принадлежащего ему права полностью или частично, а также применяет иные меры, предусмотренные законом.
3. В случае, если злоупотребление правом выражается в совершении действий в обход закона с противоправной целью, последствия, предусмотренные пунктом 2 настоящей статьи, применяются, поскольку иные последствия таких действий не установлены настоящим Кодексом.
4. Если злоупотребление правом повлекло нарушение права другого лица, такое лицо вправе требовать возмещения причиненных этим убытков.
5. Добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются.
Комментарий к Ст. 10 ГК РФ
1. В основе института, выраженного в нормах комментируемой статьи, лежит идея справедливости закона и, как следствие — справедливости судебного решения, которая в гражданском праве не может быть в полной мере достигнута лишь формулированием справедливых, устанавливающих баланс интересов и распределяющих риски участников соответствующих правоотношений законоположений. Последнее обстоятельство напрямую связано с особенностями гражданского права, основанного на принципах диспозитивности, автономии воли, осуществления гражданских прав по усмотрению управомоченного лица, которое, участвуя в имущественном обороте, преследует собственные интересы.
———————————
Институт злоупотребления правом являлся предметом активных дискуссий в отечественном праве. См., например: Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 1916. N 6; Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998; Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав // Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2000; Агарков М.М. Проблема злоупотребления правом в советском гражданском праве // Агарков М.М. Избранные труды по гражданскому праву. М., 2002. Т. 1.
Указанные характеристики гражданско-правового регулирования делают невозможным для законодателя исчерпывающим образом описать не только все возможные варианты осуществления гражданских прав, но и сами типы указанных прав (последнее характеризует главным образом обязательственные правоотношения), а также практические ситуации, могущие возникнуть при реализации, движении правоотношения. В связи с этим лицо, осуществляя принадлежащее ему право в своих интересах, в большинстве случаев свободно в выборе конкретного способа его осуществления и руководствуется при этом общими положениями закона. Однако лицо может выбрать такой не запрещенный законом в силу указанных причин способ осуществления права, который позволит достичь ему желаемой им цели за счет или в ущерб другой стороны правоотношения. Суд при возникновении спора разрешает его на основании норм права, не запрещающих конкретный способ осуществления права, причиняющий вред третьему лицу, и выносит законное и обоснованное решение. Однако такое решение, несмотря на свою законность и обоснованность, может оказаться несправедливым, поскольку не учитывает конкретные особенности, фактические обстоятельства спора, которым закон не придает правового значения, не позволяя тем самым защитить обиженную сторону.
Институт злоупотребления правом дает возможность суду в подобных ситуациях вынести не только законное и обоснованное, но и справедливое решение за счет придания соответствующему закону поведению лица качество незаконного поведения. Таким образом, рассматриваемый институт позволяет обеспечить справедливое разрешение спора судом.
Между тем достижение справедливости права с помощью конструкции злоупотребления правом имеет оборотную сторону. Во-первых, данная конструкция предоставляет судье большие возможности для усмотрения в квалификации поведения лица, соответствующего закону, как злоупотребления правом. При этом неминуемо обращение судьи к неправовым и оценочным категориям справедливости, морали, честности и порядочности. Во-вторых, злоупотребление правом вступает в противоречие с принципом правовой определенности. Лицо, осуществляя свое право, прежде всего должно руководствоваться нормами закона, регулирующими соответствующее правоотношение, а не представлением судьи об указанных морально-этических, оценочных категориях. Суд, применяя общие нормы о злоупотреблении правом, игнорирует положения закона, непосредственно регулирующего спорное правоотношение, и фактически формулирует новое положение, запрещающее конкретный тип поведения. Можно сказать, что наравне с законом образуется некое параллельное право, которое соответствующее закону поведение квалифицирует как незаконное. В этом смысле широкое применение института злоупотребления правом может привести к потере субъективным гражданским правом своей ценности.
Толкование комментируемой нормы зависит от того, чему отдает приоритет толкующее ее лицо. Если приоритет отдается справедливости судебного решения, то толкование настоящей статьи будет достаточно широким, даже расширительным, и, напротив, в случае, когда более ценной признается стабильность гражданского права, возможность в полной мере положиться управомоченному лицу на содержание норм закона, регулирующих конкретное правоотношение, толкование этой статьи будет узким, буквальным.
2. Прежде всего нуждается в определенном комментарии сам термин «злоупотребление правом». Согласно господствующей в отечественной литературе позиции под злоупотреблением правом понимается правонарушение, связанное с осуществлением управомоченным лицом права с использованием недозволенных конкретных форм осуществления права в рамках дозволенного общего типа поведения. Между тем существует и иная точка зрения, ставящая под сомнение не идею злоупотребления правом, а сам термин. В частности, М.М. Агарков указывал на то, что термин «злоупотребление правом» представляет собой соединение исключающих друг друга понятий: осуществление правом не может быть противоправным, а то, что обычно именуется злоупотреблением правом, есть выход за пределы осуществления права. Тем самым злоупотребляющее правом лицо действует не в рамках субъективного права, а стало быть, не может им злоупотреблять.
———————————
Грибанов В.П. Указ. соч. С. 63.
Агарков М.М. Указ. соч. С. 366.
Данный спор, как показывает практика применения ст. 10 ГК РФ, не является исключительно терминологическим, поскольку само понятие злоупотребления правом, как будет сказано ниже, ограничивает применение идеи злоупотребления правом (в частности, формально не допускает применения комментируемой статьи 10 ГК РФ при недобросовестном исполнении обязанности).
В связи с этим нелишним будет заметить, что идея справедливости закона и судебного решения может быть достигнута с помощью не только конструкции злоупотребления правом, но и общего принципа добросовестности. Последний в настоящее время отсутствует в отечественном гражданском законодательстве. Однако данное обстоятельство не мешает активному применению категории добросовестности при применении комментируемой статьи. Судебная практика очень часто оценивает действия лиц, участвующих в споре, с точки зрения их добросовестности. Происходит это главным образом в тех случаях, когда суд расширительно толкует комментируемую статью при очевидной невозможности ее буквального применения (например, в судебной практике иногда встречается указание на недобросовестное исполнение обязанности). При этом следует заметить, что категория добросовестности в контексте комментируемой статьи не связана с понятием добросовестности приобретателя (ст. , ). Последняя представляет собой извинительное заблуждение приобретателя в отношении наличия у него законного основания владения вещью. В этом качестве добросовестность приобретателя носит субъективный характер. Добросовестность в контексте комментируемой статьи, будучи усредненным представлением о честном, порядочном поведении обычного человека в исследуемых обстоятельствах, хотя и зависит от субъективного мнения толкующего, объективна.
3. Пункт 1 комментируемой статьи 10 ГК РФ устанавливает две генеральные формы злоупотребления правом. Первая из них заключается в том, что лицо действует исключительно с намерением причинить вред другому лицу (так называемая шикана). Признаком шиканы является то, что лицо осуществляет право, не преследуя собственного имущественного интереса. Единственная цель осуществления права, являющегося шиканой, — причинение вреда другому лицу. При этом формально действия лица, злоупотребляющего правом в форме шиканы, всегда опираются на имеющееся у него право (в этом отличие шиканы от простого деликта). Шикана крайне редко встречается на практике. Интересный пример злоупотребления правом в форме шиканы содержится в п. 1 информационного письма Президиума ВАС РФ от 25 ноября 2008 г. N 127 (далее — информационное письмо N 127).
———————————
Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (далее — Вестник ВАС РФ). 2009. N 2.
Помимо шиканы возможно злоупотребление правом в иных формах. Отсюда следует, что при иных формах злоупотребления правом злоупотребляющее лицо не преследует исключительную цель причинить вред другому лицу. В таком случае злоупотребление правом в иных формах всегда связано с осуществлением права в имущественных интересах злоупотребляющего, хотя и причиняющим вред другим лицам. Данные формы злоупотребления правом, как представляется, направлены на извлечение определенных имущественных выгод в ущерб третьим лицам.
Между тем очевидно, что лицо, осуществляя право, может причинить вред третьим лицам. Однако не любое такое причинение следует рассматривать как злоупотребление правом (в частности, лицо, открывая новое предприятие, часто причиняет вред своим конкурентам). В связи с этим весьма актуальным является поиск критериев злоупотребления правом в иных формах, которые пока четко не выявлены ни судебной практикой, ни теорией.
Вместе с тем определенные подходы к толкованию комментируемой статьи все же могут быть предложены.
4. Для квалификации действий лица как злоупотребления правом необходимо наличие самого права, которым злоупотребляют. Данный вывод подтверждается и судебной практикой (п. 2 информационного письма N 127). Действительно, злоупотребляющее лицо формально всегда действует, опираясь на существующее право, при отсутствии запретов на способ его осуществления, избранный этим лицом.
При применении данной правовой позиции внимания заслуживает вопрос о соотношении полномочий суда по применению комментируемой статьи и толкованию закона. Рассмотрение вопроса о допустимости применения настоящей статьи возможно, по нашему мнению, лишь в случае, когда суд на основании толкования норм закона, непосредственно регулирующих спорное правоотношение, придет к выводу о наличии у лица соответствующего субъективного гражданского права, которым оно предположительно злоупотребляет.
Данный тезис может быть проиллюстрирован следующим примером из судебной практики. Из п. 6 вышеназванного информационного письма можно сделать вывод, что суды нередко применяют комментируемую статью 10 ГК России в отношении лица, обратившегося с требованием о признании договора незаключенным. В частности, такие требования заявляются заказчиками в ответ на поданный в суд иск подрядчика с требованием о взыскании задолженности за выполненные и принятые заказчиком работы. При этом заказчики мотивируют свое требование отсутствием согласования условия о начальном сроке выполнения работ. При разрешении данного спора возможно несколько подходов.
Так, встречаются случаи применения судами комментируемой статьи. Основанием для этого является вывод о том, что заказчик злоупотребляет правом, поскольку отсутствует реальный спор о заключенности договора, объеме долга, качестве выполненных работ. При таких обстоятельствах можно заключить, что заказчик предъявляет иск в целях освобождения от уплаты установленных договором неустоек за просрочку в оплате принятых работ, а также отказа подрядчику в иске по формальным основаниям (отсутствия долга по договору при отсутствии (незаключенности) самого договора). При этом взыскание стоимости работ по требованию о взыскании неосновательного обогащения в подобных случаях не вызывает сомнений.
Между тем рассуждения о злоупотреблении правом в данном случае возможны только при выводе о наличии оснований для признания договора незаключенным. Однако данный вывод может быть сделан только после толкования положений закона о незаключенности договора. Данные положения в принципе могут быть истолкованы как не предполагающие возможности признания исполненного договора незаключенным — стороны своими последующими действиями (в данном случае по приемке выполненных работ) восполняют недостаток волеизъявления, имевшегося на момент заключения сделки. При таком толковании договор не может быть признан не заключенным по избранному заказчиком основанию, в связи с чем возможности для применении комментируемой статьи в данном примере не находится.
Исходя из изложенного, в приведенном примере вопрос о применении норм о злоупотреблении правом можно поставить только в случае, если указанное толкование норм о заключении договоров суд признает по тем или иным причинам невозможным.
Таким образом, комментируемая статья может быть применена тогда, когда исчерпываются возможности суда по толкованию норм, непосредственно регулирующих спорное правоотношение.
5. Определенные вопросы возникают в связи с толкованием термина «право», используемого в комментируемой статье. В соответствии с наиболее распространенным мнением злоупотребить можно только субъективным гражданским правом. Последнее среди прочего характеризуется тем, что с ним корреспондирует соответствующая обязанность другой стороны правоотношения (должника в обязательстве, неопределенного круга лиц в вещном правоотношении и проч.). Между тем в гражданском праве можно выделить права, которые корреспондируют не с какой-либо обязанностью, но со связанностью другой стороны правоотношения. Такая особенность не позволяет квалифицировать подобного рода права в качестве субъективных гражданских прав (одним из вариантов квалификации этих прав является квалификация с использованием категории «секундарные права»). Примером таких прав традиционно служит право должника на выбор предмета исполнения в альтернативном обязательстве.
В связи со сказанным возникает вопрос о возможности злоупотребления подобными правами. Представляется, что применение комментируемой статьи к указанным правам вполне допустимо, поскольку и эти права осуществляются согласно общим принципам гражданского права (автономия воли, диспозитивность, действие лиц по своему усмотрению), которые, как уже было сказано, актуализируют сам комментируемый институт.
К числу спорных относится и вопрос о применении института злоупотребления правом к определению правоспособности. С практической точки зрения актуальной является возможность злоупотребления правом на заключение сделки. Судебная практика (п. 9 информационного письма N 127) положительно отвечает на данный вопрос, признавая сделку, при заключении которой было допущено злоупотребление правом, недействительной (ст. , 10 ГК). Данный вывод представляется вполне обоснованным, поскольку, как указывал М.М. Агарков, «вопрос о допустимости приобретения права стоит в зависимости от допустимости того права, которое будет приобретено» . Действительно, лишено правового смысла придание характера действительной сделке, осуществление прав из которой является неправомерным.
———————————
Агарков М.М. Указ. соч. С. 364.
6. Определенные споры возникают и в отношении допустимости применения комментируемой статьи к случаям недобросовестного исполнения обязанным лицом лежащей на нем обязанности. Термин «злоупотребление правом» очевидно исключает возможность применения положений комментируемой статьи к указанным случаям, поскольку словосочетание «злоупотребление правом в отношении исполнения обязанности» не может получить разумное обоснование. Судебная практика не выработала однозначной позиции по данному вопросу. Вместе с тем распространение комментируемой статьи и на случаи недобросовестного исполнения обязанностей является, по нашему мнению, вполне оправданным, так как в силу общих положений гражданского законодательства лица свободны в выборе не только способа осуществления права, но и исполнения обязанности. В этом смысле не вполне оправданным является ограничение на применение идеи злоупотребления правом к исполнению обязанностей. По тем же причинам в положительном смысле следует также разрешить и вопрос о допустимости применения комментируемой статьи 10 Гражданского кодекса к недобросовестному исполнению обязанностей, с которыми не корреспондируют соответствующие субъективные гражданские права. В качестве примера таких обязанностей можно привести обязанность страхователя сообщить страховщику об обстоятельствах, влияющих на размер страхового риска ().
7. Применение комментируемого института права возможно только в случае, когда соответствующее право может быть осуществлено без нарушения пределов его осуществления, установленных комментируемой статьей. Иными словами, возможность применения положений этой статьи появляется только тогда, когда право может быть реализовано как добросовестно, так и нет. В случае если, например, любое осуществление права является злоупотреблением им, то нет и самого субъективного права, а следовательно, нет и злоупотребления правом. В этом смысле крайне спорным представляется разъяснение, содержащееся в п. 4 информационного письма Президиума ВАС РФ от 15 января 1998 г. N 27 . В данном пункте отражается правовая позиция, в соответствии с которой требование получившего надлежащее исполнение от должника бенефициара к гаранту является злоупотреблением правом на предъявление требования к гаранту. Между тем указанное право бенефициара следует из принципа независимости банковской гарантии, в силу которой право на предъявление требования к гаранту не зависит от отношений бенефициара и должника. Применение комментируемой статьи означает, по существу, отсутствие права бенефициара на предъявление требований к гаранту при указанных обстоятельствах, осуществить его, не нарушив этой статьи, не представляется возможным. Поэтому спорной является допустимость применения комментируемой статьи к данной ситуации.
———————————
СПС «КонсультантПлюс».
8. В п. 2 комментируемой статьи за злоупотребление правом предусмотрена санкция в виде отказа в защите права. В связи с этим возникает вопрос о допустимости применении данной статьи к ответчику. Строго говоря, с требованием о защите права обращается лицо, имеющее процессуальный статус истца. Отсюда можно сделать вывод, что суд вправе применить нормы о злоупотреблении правом только к нему, поскольку только ему можно отказать в защите права. Данный вывод прямо следует из комментируемой статьи.
Между тем реальная практика показала, что нередки случаи нарушения права лица недобросовестным осуществлением права (исполнением обязанности) другой стороной правоотношения. При предъявлении лицом, права которого нарушены недобросовестным поведением другого лица, соответствующего иска ответчик ссылается на свое формально безупречное (соответствующее закону) поведение, не способное нарушить прав и интересов истца. Неприменение комментируемой статьи в отношении ответчика оставляет его недобросовестные действия без оценки, а истца — без адекватной правовой защиты. Кроме того, представляется крайне спорным отождествление отказа в защите права и отказа в иске. Примечательно, что судебная практика исходит из допустимости применения комментируемой статьи и к ответчику. Так, в п. 5 информационного письма N 127 указано, что «…непосредственной целью названной санкции является не наказание лица, злоупотребившего правом, а защита прав лица, потерпевшего от этого злоупотребления. Следовательно, для защиты нарушенных прав потерпевшего суд может не принять доводы лица, злоупотребившего правом, обосновывающие соответствие своих действий по осуществлению принадлежащего ему права формальным требованиям законодательства. Поэтому упомянутая норма закона может применяться как в отношении истца, так и в отношении ответчика».
9. Определенного комментария требует санкция, содержащаяся в комментируемой статье, — отказ в защите права — сама по себе.
Из сказанного в п. 8 настоящего комментария следует, что отказ в защите права не сводится к отказу в иске. В связи с этим возникает вопрос о содержании указанной санкции. В литературе данную санкцию предложено понимать условно. В частности, под ней могут скрываться отказ в конкретном способе защиты права, лишение субъективного права в целом, возложение обязанности по возмещению убытков, признание сделки недействительной. Причем данный перечень не является исчерпывающим. Такое неопределенное содержание санкции за злоупотребление правом позволяет суду принять любое решение, восстанавливающее справедливость, нарушенную злоупотреблением правом. Данный подход, безусловно, следует из описанной выше цели комментируемого института. Вместе с тем следует заметить, что буквальное прочтение комментируемой статьи не позволяет наполнить содержащуюся в ней санкцию таким широким содержанием. Судебная практика, однако, понимает данную санкцию достаточно широко (см. информационное письмо N 127).
———————————
Грибанов В.В. Указ. соч. С. 89.
10. На практике актуальным является вопрос о возможности применения комментируемой статьи 10 ГК по инициативе суда. Судебная практика исходит из возможности такого применения (п. 8 информационного письма N 127). Однако в данном разъяснении не содержится изложения правовой позиции, допускающей суду по своей инициативе применять любую санкцию за злоупотребление правом, учитывая неопределенный характер последней.
Сам по себе общий вывод Президиума ВАС РФ представляется обоснованным, поскольку суд в рамках рассмотрения конкретного требования оценивает фактические обстоятельства и определяет нормы, подлежащие применению, для разрешения спора. Очевидно поэтому, что конкретные действия истца или ответчика могут быть квалифицированы судом как злоупотребление правом по собственной инициативе.
Сомнения возникают в допустимости применения тех или иных санкций за злоупотребление правом. К разрешению этого вопроса, по нашему мнению, следует подойти дифференцированно. Так, применение ряда санкций по инициативе суда невозможно, поскольку сопряжено с нарушением принципа состязательности сторон и, по существу, представляет собой принятие решения по требованию, которое не заявлялось. В качестве такой санкции можно назвать требование о возмещении убытков. Очевидно, что, если такое требование не заявлялось, суд по своей инициативе не может оценить их размер и взыскать их сумму с виновной стороны. Отказ в иске, несмотря на формальные основания для его удовлетворения в связи со злоупотреблением правом, не требует заявления соответствующего требования. Суд оценивает поведение лица на предмет соответствия комментируемой статье и принимает решение о том, что конкретный способ осуществления права, избранный истцом, не соответствует закону, что является основанием для отказа в иске.
11. В п. 1 комментируемой статьи содержится указание на то, что не допускается использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребления доминирующим положением на рынке. Вопросы недобросовестной конкуренции регулируются Федеральным законом «О защите конкуренции».
12. Пункт 3 комментируемой статьи устанавливает правило, в соответствии с которым в случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагаются.
Из приведенных положений закона можно сделать следующие выводы.
С одной стороны, возможно толкование данной нормы как предполагающей наличие общего принципа разумного и добросовестного осуществления гражданских прав. В этом случае текст комментируемого положения направлен на возложение бремени доказывания неразумности и недобросовестности в случаях, когда закон прямо ставит защиту гражданских прав в зависимость от их разумного и добросовестного осуществления, на лицо, заявившее, что другая сторона спора осуществляет свое право неразумно и недобросовестно. Отсюда следует, что в случаях, когда закон указанной зависимости не устанавливает, действует обратная презумпция, и бремя доказывания разумности и добросовестности в осуществлении гражданских прав возлагается на лицо, осуществляющее принадлежащее ему право.
С другой стороны, возможно иное толкование, не предполагающее наличия общего принципа разумности и добросовестности в осуществлении гражданских прав. В таком случае разумность и добросовестность в осуществлении гражданских прав имеют значение, только когда защита этих прав прямо поставлена в зависимость от разумности и добросовестности осуществления права. При этом бремя доказывания неразумности и недобросовестности возлагается на лицо, об этом заявившее. При этом, если в конкретном случае закон не устанавливает подобной зависимости, лица могут осуществлять свои права неразумно и недобросовестно.
Между тем надо сказать, что в полной мере ни одно из приведенных толкований не получило развития на практике. И в целом п. 3 комментируемой статьи 10 ГК РФ крайне редко применяется судами, поскольку в силу процессуального законодательства действует общее правило о том, что бремя доказывания лежит на лице, ссылающемся на те или иные обстоятельства (в том числе на неразумность и недобросовестность осуществления права в ситуации, когда защита права поставлена законом в указанную выше зависимость).
Одно из главных обстоятельств, влияющих на ограничение осуществления гражданских прав – моральные принципы общества. Субъекты гражданских правоотношений, а также правоприменительные органы обязаны учитывать в своей деятельности правила общепринятой морали. Например, при решении вопроса, возникшего в связи с освобождением жилого помещения, на которое претендуют сразу несколько жильцов, имеющие равные юридические права. В данной ситуации учитывают моральный вес претендентов. Бесспорно, что само нарушение моральных норм не может повлечь юридических последствий для участников спора, так как сами моральные нормы не являются правовыми. Однако, исходя из статьи 169 Гражданского Кодекса, «сделка, совершённая с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности ничтожна» . О недобросовестности упоминается в статье 157 ГК, 220 ГК, об обязанности соблюдения принятых в обществе норм – в статье 241 ГК. Об оценке действий субъектов гражданских прав с точки зрения их соответствия требованиям как разумности, так и добросовестности говорится в ст. ст. 6, 10, 53, 602 и 662.
Так, в п. 2 ст. 6 ГК закреплено положение о том, что «при невозможности использования аналогии закона права и обязанности сторон определяются исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости» .
О добросовестности и разумности гласит статья 53, согласно которой «лицо, которое в силу закона или учредительных документов юридического лица выступает от его имени, должно действовать в интересах представляемого им юридического лица добросовестно и разумно» .
Статья 602 ГК закрепляет правило, согласно которому «при разрешении спора между сторонами договора пожизненного содержания с иждивением об объеме содержания суд должен руководствоваться принципами добросовестности и разумности.
В ст. 662 ГК предусмотрена возможность освобождения арендодателя-предприятия 2от обязанности возмещения арендатору стоимости неотделимых улучшений арендованного имущества, если при осуществлении таких улучшений были нарушены принципы добросовестности и разумности» .
В Гражданском Кодексе большое значение отводится термину «разумность»: разумная цена товара (ст. ст. 254, 738), разумные расходы (ст. ст. 520, 530, 744), разумные меры, предпринимаемых к уменьшению убытков (ст. ст. 404, 750, 962), разумное ведение дел (ст. ст. 72, 76), разумной замене места передачи товара (ст. 524), разумном предвидении изменения обстоятельств (ст. 451), разумно понимаемых интересах (ст. 428).
Пункт 3 ст. 10 ГК устанавливает, что в случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагаются. «В данной норме закреплена презумпция разумности и добросовестности лиц, осуществляющих субъективные гражданские права». Субъект гражданских правоотношений должен доказать неразумность и недобросовестность лица, осуществившего в отношении его действия, привести доказательства пред судом. В противном случае суд должен считать субъекта права добросовестным, а его действия разумными. Законодатель относит требования разумности и добросовестности к пределам осуществления гражданских прав, хотя эти требования отличаются от пределов, перечисленных в п. 1 ст. 10 ГК.
Из выше сказанного мы можем сделать вывод, что элементом ограничения осуществления гражданских прав является разумность и добросовестность . Термины «разумность» и «добросовестность» означают интеллектуальные и нравственные качества личности, которые проявляются при реализации гражданских прав. Субъективное гражданское право, следует считать добросовестным в том случае, когда оно «действует без умысла причинить вред другому лицу, а также не допускает самонадеянности и небрежности по отношению к возможному причинению вреда»
© Дерюгина Т.В., 2013
УДК 34.347.1 ВВК 67.404.06
ДОБРОСОВЕСТНОСТЬ УЧАСТНИКОВ ГРАЖДАНСКИХ ПРАВООТНОШЕНИЙ КАК ПРЕДЕЛ И ПРИНЦИП ПРАВА
Дерюгина Татьяна Викторовна
Доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского права и процесса
Волгоградского гуманитарного института
400011 г. Волгоград, ул. Грибанова, д. 12 (Волгоградский гуманитарный институт)
Аннотация. В научной статье поднимаются вопросы о сущности и правовой природе юридической категории добросовестности, выявляется ее место в системе гражданских правоотношений. Представлен детальный критический обзор современного российского законодательства, практики применения, юридической литературы по проблемам отнесения добросовестности к принципам и пределам права.
Ключевые слова: добросовестность, пределы, принципы права, осуществление права, реализация права, нравственность, субъективное право, интерес.
Существование категории добросовестности в праве - назревшая необходимость, позволяющая ввести дополнительный критерий оценки поведения субъекта. Однако предпринятые законодателем попытки внести изменения в действующее гражданское законодательство не имеют системы, что отнюдь не способствует научному осмыслению данной категории, дезориентирует субъектов гражданских прав и вследствие этого нуждается в корректировке.
Федеральный закон от 30 декабря 2012 г. № 302-Ф3 «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» официально закрепляет в качестве принципов гражданского права принцип «добросовестного поведения участников гражданских правоотношений».
При этом тот же ГК РФ в п. 2 ст. 6 Гражданского кодекса РФ (далее ГК РФ) прямо разграничивает эти понятия, указывая на наличие общих начал гражданского законодательства (принципов) и требований добросовестности, которые в силу буквального тол-
кования к принципам гражданского права уже не относятся.
В то же время ст. 10 ГК РФ сохраняет норму о том, что «добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются». Тем самым добросовестность характеризуется как правовая презумпция.
Таким образом, правовая природа добросовестности приобретает некий двойственный характер. С одной стороны - это принцип, с другой - презумпция.
Необходимо отметить, что гражданское законодательство не ограничивается характеристикой категории добросовестности только как принципа или презумпции. Помимо вышеперечисленных случаев добросовестность рассматривается как:
Характеристика субъективной стороны правоотношения;
Необходимое требование осуществления права;
Предел осуществления гражданских прав;
Антипод недобросовестности.
Рассмотрим указанные ситуации с целью уяснить правовую природу категории добросовестности и дать ответ, является ли она принципом права, презумпцией или пределом осуществления права.
Презумпция - это суждение, которое считается верным до того момента, пока не будет опровергнуто. Следовательно, презумпция может либо опровергаться, либо признаваться верной. Принцип изначально не опровержим. Это основное, руководящее положение, действующее в отношении любого правоотношения и любого субъекта права. Таким образом, с научной точки зрения, презумпция и принцип - это разные правовые явления.
Полагаем, что как правовая презумпция добросовестность рассматриваться не должна. Соответственно мы выступаем за исключение п. 5 из ст. 10 ГК РФ. Почему?
Добросовестность является в первую очередь нравственной категорией, призванной сформировать устойчивый гражданский оборот на основании норм морали, принятых в данном обществе. Ее следует рассматривать как элемент субъективной стороны правоотношения и оценивать через этические, нравственные категории. В то же время включение в категорию добросовестности так называемого объективного критерия - незнания определенных фактов - позволяет говорить о ее неравнозначности как категории нравственности.
Добросовестность представляет собой категорию, порожденную общественными отношениями, формируемыми в данном обществе не одно столетие и получившими закрепление в нормах права. Кроме того, добросовестность - это внутреннее состояние определенного субъекта, его представления о честности. Сравнивая субъективные представления конкретного субъекта с объективным выражением добросовестности в праве, мы получаем некое усредненное поведение, которые признается добросовестным. Безусловно, ключевым в понятии добросовестности является субъективный фактор. Но здесь нельзя забывать и о том, что с момента закрепления любой категории в норме права она приобретает объективный характер, является общеобязательным правилом, подкрепляемым государственным принуждением.
Тем не менее, по справедливому замечанию А.Я. Рыженкова, «объективность его весьма условна ввиду особенностей современного общества и организации информационного пространства. Как известно, моральный кодекс является неписаным, и для его прояснения можно обратиться либо к так называемому общественному мнению, либо к экспертам» .
Субъект должен соизмерять свои поступки с поступками других субъектов. Именно в данный момент индивидуальное понимание добросовестности трансформируется в некое универсальное понятие, которое понимается всеми членами общества приблизительно одинаково. Следовательно, говоря о добросовестности в праве, мы ведем речь о совокупности объективного и субъективного.
Полагаем, что действие принципа добросовестности выходит за рамки соблюдения только моральных и других неправовых социальных норм. С того момента, как данный принцип получил закрепление в нормах права, он получил распространение на все правоотношения, регулируемые гражданским законодательством. Мы не можем рассматривать его только как необходимость субъекта соблюдать права и законные интересы иных участников правоотношения, так как такая субъективная обязанность заложена уже в самом субъективном праве. Ни одно субъективное право не может осуществиться без выполнения субъективных обязанностей всеми субъектами правоотношений. Здесь же выдвигается дополнительное требование -добрая совесть субъектов правоотношений.
Не следует отождествлять принцип добросовестности в целом с принципом нравственного поведения, поскольку он является лишь одним из элементов, составляющей единицей понятия нравственности. Совершение действий в соответствии с добрыми нравами означает невступление лица в противоречие с требованиями нравственности, закрепленными в обществе. Здесь же мы говорим о доброй совести. Совесть есть «способность человека осуществлять нравственный самоконтроль, внутреннюю самооценку с позиции соответствия своего поведения требованиям нравственности, самостоятельно формулировать для себя нравственные задачи и требо-
вать от себя их выполнения» . Совесть субъективна, она не ориентирована на одобрение окружающих или мнение авторитета. Она собственная оценка своих действий и поступков. Соответственно добрая совесть -это внутренняя субъективная оценка своего поведения, которая формирует такую направленность поведения субъекта, когда с учетом своих интересов он не нарушает законные интересы других лиц.
Исходя из этого мы вполне можем утверждать, что добросовестность может являться принципом гражданского права. «Для добросовестного субъекта не требуется, чтобы он осознавал и предвидел любые неблагоприятные для других лиц последствия, принцип добросовестности, в первую очередь, должен быть направлен на осознание собственного положительного поведения, на такую направленность своего поведения, чтобы, осуществляя свои права, не нарушать интересы других лиц. В этом проявляется субъективная составляющая данного принципа как элемента нравственности в целом» . Объективная составляющая данного принципа, безусловно, должна быть выражена в необходимости действовать добросовестно при осуществлении любых прав, а последняя - закрепляться в норме права и распространяться на любые действия. Объективность добросовестности проявляется также в тех ситуациях, когда апелляция к добросовестному правоосу-ществлению помогает субъекту избежать ответственности в силу доказанности его добросовестного поведения.
Обосновывая свою позицию о том, что добросовестность является общеотраслевым принципом, авторы изменений в ГК РФ указывали на то, что принцип добросовестности влияет на весь механизм возникновения, осуществления прекращения прав и обязанностей и их защиту.
С данным утверждением мы согласиться не можем. Во-первых, установление прав и обязанностей, а также приобретение прав и обязанностей - это элементы осуществле-
ния субъективного права. Желая заключить договор и предпринимая для этого определенные шаги, мы осуществляем свое гражданское право на заключение договора. Тем самым речь и в первом (установление прав и обязанностей), и во втором (приобретение прав и обязанностей), и в третьем (осуществление прав и исполнение обязанностей) случае идет об осуществлении прав и исполнении обязанностей.
Более того, попытка соотнести принцип добросовестности с основаниями возникновения гражданских прав и обязанностей, предусмотренными в ст. 8 ГК РФ, в большинстве случаев приводит к отрицательному результату. Например, как должны сопоставляться с принципом добросовестности такие основания возникновения прав и обязанностей, как причинение вреда или возникновение прав и обязанностей из событий? Ни рождение, ни смерть, ни иные события, ни причинение вреда, ни иные основания возникновения прав и обязанностей не могут оцениваться с точки зрения добросовестности. Они могут подвергаться оценке только с точки зрения законности или незаконности.
С практической точки зрения применение добросовестности также не имеет правового значения. Лицо, имеющее юридическую обязанность, корреспондирующую данному праву, должно доказать, что право не могло возникнуть или прекратиться в силу того, что отсутствует правовое основание, либо оно незаконно, а никак не то, что лицо действовало добросовестно или нет.
В настоящее время принцип добросовестности заложен в основу приобретения права собственности в силу приобретательной давности, а также используется при регулировании истребования имущества от добросовестного приобретателя. Однако использование конструкции в рамках данной нормы лишено всякого смысла. Так и ст. 302 ГК РФ, и ст. 303 ГК РФ содержат конкретные критерии, которыми следует руководствоваться и суду, и субъектам правоотношения: лицо не знало и не могло знать; знало или должно было знать. Употребление здесь понятия добросовестности/недобросовестности излишнее. То же самое можно сказать и о формулировке п. 1 ст. 234 ГК РФ.
Похожие аргументы мы можем высказать и относительно оценки содержания прав и обязанностей сторон в соответствии с принципом добросовестности и особенно в отношении защиты гражданских прав. Содержание прав и обязанностей должно оцениваться только с позиции соответствия или несоответствия закону. В противном случае мы можем придти к произволу в правоприменительной деятельности, так как добросовестность - это оценочное понятие.
Что касается отнесения принципа добросовестности к защите права, то следует отметить следующее. Любое лицо, обладающее субъективным гражданским правом, уже потому имеет защиту, что она провозглашена объективным правом (ст. 11-12 ГК). Ничего иного (добросовестности или недобросовестности не требуется). Помимо этого отсылка в данном случае к принципу добросовестности, на наш взгляд, прямо нарушает принцип законности.
Дополнительным аргументом в пользу такого вывода, на наш взгляд, служит то, что норма ст. 9 ГК РФ существует в единой и неразрывной связи с нормой ст. 10 ГК РФ, которая, в свою очередь, содержит конкретную санкцию за невыполнение требований соответствующих диспозиций. Если законодатель воспользуется нашим предложением, то за нарушение принципа добросовестности будет следовать лишение возможности осуществлять право таким недобросовестным способом. Если же мы поместим принцип добросовестности в ст. 1 ГК РФ, то конкретной санкции за нарушение этого принципа нет. Какую санкцию в этом отношении выберет суд? Вполне возможно, что путем ссылки на ст. 6 ГК РФ он применит ст. 10 ГК РФ, но может и не применить. В данном случае отсутствие единой санкции может нарушить принцип равенства субъектов правоотношений при использовании мер государственного принуждения, что недопустимо. Нормы о мерах государственного принуждения должны содержать одинаковые условия и основания применения для любых лиц. Именно поэтому требование добросовестности нельзя рассматривать в роли общего принципа гражданского права.
Не можем мы поддержать законодателя и в его стремлении рассматривать добросовестность как предел осуществления права.
Пределы осуществления права в первую очередь направлены на запрещение какого-либо поведения. В силу же провозглашения принципа добросовестности, наоборот, требуется, чтобы субъект вел себя определенным образом. Таким образом, пределы показывают, что нельзя делать, а добросовестность -как следует поступать. Вследствие этого полагаем, что принцип добросовестности должен находиться в ст. 9 ГК РФ, устанавливающей основные правила правоосуществления, а положения, регламентирующие установление правил о недопустимости совершения каких-либо действий, - в ст. 10 ГК РФ, касающейся установления пределов правоосуществ-ления. Таким образом, мы проводим различия между принципами, устанавливающими общие правила о том, как необходимо осуществлять права (ст. 9 ГК РФ), и положениями, которые устанавливают запреты на определенное поведение (ст. 10 ГК РФ).
Следовательно, с точки зрения теории права добросовестность не может одновременно иметь правовую природу и принципа права, и правовую природу презумпции, и природу предела осуществления гражданских прав.
Применение принципа добросовестности должно выражаться во взвешивании своих интересов с позиции возможного нанесения вреда интересам других лиц, при этом каждый субъект правоотношения должен осуществлять права сообразно закону, договору и т. д. Следовательно, принцип добросовестности устанавливает равновесие интересов, требует проявлять известное внимание к чужим интересам. Однако для того чтобы он активно применялся, необходимо, чтобы в тех случаях, где на него ссылается закон, нормы были сформулированы императивно и субъекты своими соглашениями не могли отменить его действия.
Во-первых, при признании добросовестности принципом достаточно разработать единое универсальное понятие, которое должно иметь отношение ко всем институтам гражданского права. Во-вторых, такой подход, на наш взгляд, позволит применять данную категорию только в тех случаях, когда в законе отсутствует специальная норма, регулирующая данные правоотношения, что тоже является плюсом. Добросовестность -это оценочная категория, а раз так, то до-
Т.В. Дерюгина. Добросовестность участников гражданских правоотношений
пускает различное толкование, что более минус, чем плюс.
Таким образом, полагаем, что когда отношения сторон урегулированы законом или договором, то введение дополнительной категории в виде добросовестности лишено оснований. И лишь в тех случаях, когда отсутствуют и специальные, и общие нормы, и другие источники, регулирующие правоотношения, мы можем обратиться к принципу добросовестности.
Также мы считаем, что не следует включать в ст. 10 ГК РФ ссылку на добросовестность. Действия субъектов по осуществлению права следует оценивать с позиции последствий. Если субъект действовал, по мнению какого-либо лица, недобросовестно, но при этом третьи лица не претерпели никаких неблагоприятных последствий, то безразлично, добросовестные это действия или нет.
Другое дело, когда такими действиями причинен вред. Но в этом случае мы не должны обращаться к ст. 10 ГК РФ, есть специальные нормы, посвященные, например, деликтным обязательствам, их и следует применять.
Действие принципа добросовестности с целью установления наиболее полного содержания данного понятия необходимо ограничить конкретными запретами. Но эти запреты, по нашему мнению, с точки зрения используемой законодательной техники должны быть структурно отделены от управомочивающих и обязывающих норм. Вследствие этого считаем, что принцип добросовестности должен быть по-
мещен в ст. 9 ГК РФ, так как это принцип осуществления права. В свою очередь запреты, призванные установить наиболее полное и конкретное содержание положений закона, должны структурно размещаться в ст. 10 ГК РФ.
Таким образом, будет выстроена логичная система, так как в ст. 9, называемой «Осуществление гражданских прав», будут размещены принципы осуществления, а в ст. 10 «Пределы осуществления гражданских прав» - запреты, устанавливающие границы осуществления прав.
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ (ред. от 30.12.2012) // Собрание законодательства Рос. Федерации. - 1994. - 5 дек. - № 32, ст. 3301.
2. Дерюгина, Т. В. Теоретические аспекты осуществления субъективных гражданских прав: дис. ... д-ра юрид. наук / Дерюгина Татьяна Викторовна. - Волгоград, 2011. - 437 с.
3. Кобликов, А. С. Юридическая этика: учеб. для вузов / А. С. Кобликов. - М. : Норма: Инфра-М, 1999. - 243 с.
4. О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации: федер. закон от 30 декабря 2012г. № 302-ФЗ // Российская газета. - 2013. - 11 янв. (№ 3). -С. 1-4.
5. Рыженков, А. Я. Принцип добросовестности в обновленном гражданском законодательстве / А. Я. Рыженков // Право и образование. - 2013. -№ 9. - С. 62-69.
GOOD CONSCIENCE OF PARTIES TO CIVIL MATTERS AS THE LIMIT AND PRINCIPLE OF LAW
Deryugina Tatyana Viktorovna
Doctor of Juridical Sciences, Professor, Department of Civil Law and Procedure,
Volgograd Institute of Humanities
Gribanov Street, 12, 400011 Volgograd, Russian Federation
Abstract. The article deals with the questions of the essence and legal nature of good conscience as a juridical category and revelation of its place in the system of relationship of civil law. A detailed critical review of the present-day Russian legislation, application practice, and legal literature on the problems of attribution of good conscience to the principles and limits of law are represented.
Key words: good conscience, limits, principles of law, exercise of right, enforcement of right, good morals, legal right, interest.
Действующее гражданское законодательство весьма часто использует понятия разумности и добросовестности для оценки поведения субъектов гражданских правоотношений как взаимосвязанные друг с другом. В п. 2 ст. 6 ГК закреплено, что при невозможности использования аналогии закона права и обязанности сторон определяются исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости. Из нормы п. 3 ст. 602 следует, что при разрешении спора об объеме содержания, которое предоставляется или должно предоставляться гражданину по договору пожизненного содержания с иждивением, суд должен руководствоваться началами (принципами) добросовестности и разумности. В ст. 662 ГК предписано, что арендодатель предприятия может быть освобожден судом от обязанности по возмещению арендатору стоимости неотделимых улучшений, если докажет, что при осуществлении таких улучшений были нарушены принципы добросовестности и разумности и т.д.
В других случаях понятия «добросовестность» и «разумность» применяются законодателем раздельно в качестве самостоятельных. Например, норма п. 1 ст. 234 ГК гласит, что лицо, не являющееся собственником имущества, но добросовестно, открыто и непрерывно владеющее как своим собственным недвижимым имуществом в течение пятнадцати лет либо иным имуществом в течение пяти лет, приобретает право собственности на это имущество (приобретательная давность).
Отдельно указания о разумном ведении дел, разумных сроках, разумных мерах, разумных ценах и т.д. используются в качестве критерия оценки правомерности или неправомерности поведения субъектов многими нормами гражданского права. Так, правила п. 2 ст. 72 и п. 2 ст. 76 ГК называют в качестве основания для лишения участника полного товарищества полномочия на ведение дел товарищества или исключения кого-либо из участников из товарищества обнаружившуюся неспособность полного товарища к разумному ведению дел. В случаях, когда обязательство не предусматривает срок его исполнения и не содержит условий, позволяющих определить этот срок, оно должно быть исполнено в разумный срок после возникновения обязательства (п. 2 ст. 314 ГК). По норме п. 2 ст. 375 ГК гарант должен рассмотреть требование бенефициара с приложенными к нему документами в разумный срок и проявить разумную заботливость, чтобы установить, соответствует ли это требование и приложенные к нему документы условиям гарантии. Согласно п. 2 ст. 428 ГК присоединившаяся к договору сторона вправе потребовать расторжения или изменения договора, если договор присоединения хотя и не противоречит закону и иным правовым актам, но содержит явно обременительные для присоединившейся стороны условия, которые она, исходя из своих разумно понимаемых интересов, не приняла бы при наличии у нее возможности участвовать в определении условий договора.
Из приведенных примеров видно, что с нарушениями требований о добросовестности и разумности осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей закон связывает серьезные последствия. Поэтому в п. 2 ст. 10 ГК закреплено, что в случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав и исполнение обязанностей в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагается (презумпция разумности и добросовестности).
Разумность субъекта предполагает осмысленность (рациональность), логичность и целесообразность его поведения. Разумным можно считать поведение субъекта, если оно является результатом осмысления социально-экономической обстановки, в которой он находится, логически вытекает из нее и целесообразно для него. О разумности срока исполнения обязанности можно говорить при его логическом соответствии существу обязательства. Встречные обязанности и целесообразно, и логично исполнять в кратчайшие сроки, ибо они вытекают из обязательств, построенных по принципу: вначале ты исполнишь свою обязанность, а лишь потом исполню я. Поэтому, если продавец хочет быстрее получить деньги в оплату вещи, он должен скорее исполнить свою обязанность по передаче вещи, потому что только после этого можно требовать оплаты. Разумной будет цена, предлагаемая собственником, если он осмысленно, логически увяжет ее с ценой, которая при сравнимых обстоятельствах обычно взимается за аналогичные товары, работы или услуги, и если это целесообразно для него. Разумность - это оценочное понятие, используемое законом. Разумность или неразумность поведения субъекта гражданских прав может быть установлена только судом с учетом фактических обстоятельств, в которых находился субъект.
В современном российском гражданском праве содержится одно легальное положение, содержащее определение добросовестности. В п. 1 ст. 302 ГК сказано, что если имущество возмездно приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, о чем приобретатель не знал и не мог знать (добросовестный приобретатель), то собственник вправе истребовать это имущество от приобретателя в случае, когда оно было утеряно собственником или лицом, которому имущество было передано собственником во владение, либо похищено у того или другого, либо выбыло из их владения иным путем помимо их воли (п. 1 ст. 302 ГК). Как видно, добросовестность приобретателя связывается законом с незнанием им факта, имеющего юридическое значение, знание которого сделало бы его приобретение неправомерным. Данное заблуждение приобретателя (незнание) является, с точки зрения закона, извинительным, так как он не мог его избежать, а его поведение - добросовестным и правомерным. Если бы приобретатель не заблуждался, то есть знал о том, что продавец вещи не имеет правомочий на ее отчуждение, то его поведение было бы признано недобросовестным и потому неправомерным.
Следовательно, законодатель понимает добросовестность как субъективное состояние лица, которое не знает и не может (не должно) знать о факте, знание которого с точки зрения закона делает поведение лица неправомерным. Для констатации знания о факте или отсутствия такового (незнания) не нужно заглядывать в духовный мир лица, а достаточно исследования фактических обстоятельств, в которых он совершал юридически значимое действие.
В науке гражданского права имеет место позиция, согласно которой добросовестность рассматривается как объективная категория, как сложившийся в обществе господствующий идеал честного поведения, какого можно требовать от каждого члена общества и которым должен руководствоваться суд при оценке их поведения. Однако никто не сумел до сих пор показать, как обнаружить этот идеал, как избежать личных пристрастий суда при применении такого весьма «каучукового» критерия.
Многими современными авторами добросовестность (добрая совесть) отождествляется с нравственными началами и связывается с этическими нормами. Она определяется как честное, тщательное и аккуратное выполнение обязанностей, старательность и исполнительность. Рассматривая дело о виндикации вещи и решая вопрос о добросовестности или недобросовестности приобретателя, суд будет исследовать доказательства, свидетельствующие о знании или незнании им факта отсутствия полномочий у отчуждателя вещи, а не его нравственные качества. Бесчестный профессиональный хранитель будет считаться добросовестным и не понесет ответственности за утрату и повреждение вещей, если докажет, что это произошло из-за свойств вещей, о которых он не знал и не должен был знать, принимая их на хранение (п. 1 ст. 901 ГК).
Об этом свидетельствует и судебная практика. В п. 3.1 Постановления Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 г. № 6-П «По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан О.М. Мариничевой, А.В. Немировской, З.А. Скляновой, В.М. Ширяева» указано, что приобретатель не может быть признан добросовестным, если к моменту совершения возмездной сделки в отношении спорного имущества имелись притязания третьих лиц, о которых ему было известно, и если такие притязания впоследствии признаны в установленном порядке правомерными.
Недобросовестен тот субъект, который, совершая действие, знал или мог знать о его недопустимости с точки зрения закона. Законодатель часто использует понятие недобросовестности для описания запрещенных действий, например действий, подпадающих под признаки недобросовестной конкуренции. К таким действиям относятся: распространение ложных, неточных или искаженных сведений, способных причинить убытки другому хозяйствующему субъекту либо нанести ущерб его деловой репутации; введение потребителей в заблуждение относительно характера, способа и места изготовления, потребительских свойств и качества товара; некорректное сравнение хозяйствующим субъектом производимых или реализуемых товаров с товарами других хозяйствующих субъектов; продажа товара с незаконным использованием результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации юридического лица, индивидуализации продукции, выполнения работ и услуг; получение, использование, разглашение научно-технической, производственной или торговой информации, в том числе коммерческой тайны, без согласия ее владельца.
Известное постановление пленума ВС РФ № 25 от 23 июня 2015 года затрагивало, в том числе, и проблему добросовестности в поведении участников гражданского оборота.
Прежде всего, следует определиться с понятиями, добросовестность - скорее философская категория, чем юридическая. Однако в юридической науке присутствуют работы, посвящённые этой категории применительно к праву, в первую очередь, это работа И. Б. Новицкого «Принцип доброй совести в проекте обязательственного права», переизданная «Вестником гражданского права» в 2006 г., а также А. М. Ширвиндта «К юбилею Д. В. Дождева».
Объективная и субъективная добросовестность
Существует субъективная и объективная добросовестность , и хотя одно от другого отличается, в России используется один и тот же термин. Субъективная добросовестность, например, заключается в формулировке «лицо не знало или не должно было знать об определенных обстоятельствах». Скажем, добросовестный приобретатель вещи «не знал или не должен был знать», что покупает вещь у неуправомоченного лица, не у собственника вещи. Субъективная добросовестность важна в оспаривании сделок: сделку можно оспорить, только если сторона «не знала или не должна была знать» о наличии неких её пороков. Так, согласно п. 1 или п. 2 ст. 174 оспорить сделку, совершённую явно на невыгодных условиях , можно тогда, когда вторая сторона знала или должна была знать о явной невыгодности сделки для первой стороны. Надо заметить, что слова «должен был знать... » это некое объективное вменение в вину: если вторая сторона утверждает, что она чего-то не знала, ей отвечают, что должна был знать, и обвиняют в том, что не знала.
П. 1 даёт толкование только объективной добросовестности. К сожалению, оговорки, что существует и субъективная добросовестность, при составлении документа сделано не было, хотя добросовестность не исчерпывается только её объективностью. «Оценивая действия сторон как добросовестные или недобросовестные , следует исходить из поведения, ожидаемого от любого участника гражданского оборота, учитывающего права и законные интересы другой стороны, содействующего ей, в том числе, в получении необходимой информации» говорится в п. 1 постановления № 25. Разумеется, здесь речь идёт именно об объективной добросовестности, не субъективной.
В своей работе И. Б. Новицкий утверждал, что добросовестным нужно признавать минимально приемлемое в обществе поведение. Фактически, принцип добросовестности служит разным задачам в том числе, конкретизирующей, уточняющей в отношении норм закона, сформулированных с известной степенью абстракции. Принцип добросовестности – основополагающий для любой сферы деятельности. По Новицкому, это минимальный предел допустимого в обществе. При этом Новицкий подчёркивал, что принцип добросовестности не равен идее как «возлюби ближнего больше, чем самого себя», хотя, конечно, добросовестность включает в себя и так называемое «золотое правило морали» «не делай другим того, чего не хочешь, чтобы другие сделали тебе». ВС РФ в п. 1 постановления № 25 акцентирует внимание именно на этой стороне добросовестности.
Сходное же правило про добросовестность при исполнении обязательств присутствует в п. 3 ст. 307 ГК РФ. Добросовестность при исполнении обязательства – типичное проявление объективной добросовестности. Добросовестное поведение равно требуется от всех участников оборота - не только, например, от должников , но и от кредиторов. Спорные ситуации и пределы допустимости действий сторон будут определяться судом.
Добросовестность состоит также в том, что сторона не должна вести себя противоречиво. Этот аспект в постановление № 25 не включили, но принцип эстоппеля , то есть запрет противоречивого поведения, также следует из сути добросовестности. Если лицо сначала одобряет некую сделку, а затем стремится её оспорить, это противоречивое поведение, проявление недобросовестности. Объективно добросовестная сторона сделки ведёт себя последовательно.
В процессе судебного разбирательства суд по своей инициативе может применить правило эстоппеля и отказать в защите лицу, подозреваемому в злоупотреблении правами , даже если вторая сторона этого не требует. Однако об этом следует известить стороны, чтобы не было непонимания, почему одной из них отказали в защите прав и в чём, с точки зрения суда, заключается её недобросовестность . Подозреваемая в недобросовестности сторона должна иметь возможность доказать, что действует добросовестно.
Презумпция добросовестности
В п. 5 ст. 10 ГК РФ сказано: «Добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются». ВС специально на разъяснении этого положения не остановился, лишь констатировал его наличие, однако, с точки зрения ряда специалистов, здесь довольно скользкий момент: можно спрогнозировать немало ситуаций, где добросовестность предполагаться, презюмироваться не может. Например, если некий собственник обращается с иском о виндикации к добросовестному приобретателю имущества, то собственник должен доказать недобросовестность приобретателя, а если сам приобретатель инициирует процесс о признании своего права собственности, доказать свою добросовестность – уже его задача. Но по нынешним правилам добросовестность презюмируется всегда.
В своё время ВАС вплотную рассматривал презумпцию добросовестности в «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица». В ч. 5 п. 1 постановления было сказано: «В случае отказа директора от дачи пояснений или их явной неполноты, если суд сочтёт такое поведение директора недобросовестным (статья 1 ГК РФ), бремя доказывания отсутствия нарушения обязанности действовать в интересах юридического лица добросовестно и разумно может быть возложено судом на директора». Такой способ переложения судом бремени доказывания постановление пленума ВС № 25 не опровергает, но и не подтверждает, вопрос остался за скобками. Однако есть мнение, что разъяснение ВАС было сделано не только в отношении корпоративных споров, но и в более широком смысле, и этот способ можно применять на практике в случае необходимости.