Что такое догма права. Юридическая догматика в контексте постклассической парадигмы. Итак, что такое догма права

Догма права – первичная основа юридических знаний

Наименование параметра Значение
Тема статьи: Догма права – первичная основа юридических знаний
Рубрика (тематическая категория) Логика

Юридическая наука возникла и утвердилась среди других отраслей человеческих знаний как специальная прикладная дисциплина, предметом которой является догма права. И это сразу же придало правоведению качество основательной сферы знаний, осваивающей в связи с потребностями практики – как и иные при­кладные науки – фактические данные, относящиеся к одному из секторов объективной реальности (законы, судебные прецеденты, правовые обычаи, их примене­ние, толкование и т. д.). Эта дисциплина получила при­знание в качестве юридической догматики (юридичес­кого позитивизма) или, что то же самое, аналитичес­кой юриспруденции.

Начиная с древних исторических эпох, аналити­ческая юриспруденция вполне оправдывает свое на­значение прикладной, технико-юридической науки. Оно дает атомистическую проработку фрагментов действующего позитивного права. Такая научная про­работка выражается в понятийной фиксации юриди­ческих реалий (текстов законов, судебных решений, обычаев в юридической области, прецедентов и др.), выявлении содержащихся в них юридических норм, в их толковании, определœении присущих им общих, ви­довых и родовых особенностей, заложенных в праве юридических конструкций, других структур, прин­ципов, выработке и закреплении юридической терми­нологии.

В результате аналитической проработки догмы пра­ва, в случае если она проведена на должном научном и методи­ческих уровнях в соответствии с требованиями формаль­ной логики, раскрывается детализированная юридичекая картина того или иного участка, фрагмента зако­нодательства, судебной практики, обнажается их юри­дическое содержание, отрабатываются наиболее целœе­сообразные приемы и формы юридических действий, отбираются и приводятся в систему необходимые дан­ные для правового обучения.

Своеобразие юридических явлений как догмы пра­ва, их "привязанность" к юридической практике (да к тому же недобрые оттенки самого слова "догма" в по­литической и социальной жизни) стали предпосылкой к сдержанным, а порой и прямо пренебрежительным оцен­кам юридических знаний как науки. Даже правоведы, основательно знающие юридическую проблематику, отмечают, что "позитивистская юриспруденция - ϶ᴛᴏ не более чем описательная наука, дисциплина низшего теоретического порядка" 1 .

Между тем юридический позитивизм (аналитичес­кая юриспруденция) представляет собой систему зна­ний, занимающую достойное место в общей системе наук. В принципе – такое же, как и другие отрасли познавательно-прикладной культуры, в частности, ме­дицина, прикладные дисциплины материальной техни­ки. Да к тому же здесь, в области юриспруденции, име­ющей характер гуманитарной науки.

По своему социальному значению правоведение на уровне аналитической юриспруденции оказалась одной из первых в истории специальных общественных (гума­нитарных) наук, способных глубоко и тонко влиять на реальную действительность – законодательство, на его совершенствование, на практическую деятельность в области права в соответствии с требованиями законнос­ти и гуманитарными ценностями, а также на развитие других отраслей науки и культуры. В том числе она служит примером не только строгой точности и логи­ческой отработанности научных положений, но и их "привязки" к нуждам практики, когда наука на опреде­ленном уровне своего развития превращается в высо кое юридическое искусство (один из первых русских правоведов 3. Горюшкин так и называл ее "законоис-кусством").

Нужно добавить к сказанному и то, что на базе данных аналитической юриспруденции, полученных в конкретных юридических дисциплинах (науках граж­данского права, уголовного права, процессуальных юридических дисциплинах и т. д.) сформировалась об­щая теория права. И здесь, на уровне общей теории права, оказалось возможным не только свести воеди­но "выведенный за скобки" разнородный по своим от­раслевым источникам юридический материал и интег­рировать данные отраслевых наук, очертить важнейшие, необходимые звенья исконного предмета юридической науки, но и на этой базе – увидеть его общеюриди­ческую значимость как особого мира действительности, отличающегося многими, порой уникальными особеннос­тями (прежде всœего тем, что он относится к "материи регуляции и долженствования").

Наиболее наглядно эти особенности (пусть и на первичном, порой элементарном уровне) проявились в разнообразных классификациях юридических норм, правоотношений, юридических фактов, характеристи­ках их юридической природы, их соотношений -- по­ложений, которые со времен разработок древнеримс­ких юристов, становления пандектистики (и, пожалуй, в не меньшей мере в выработках юристов-аналитиков XIX-XX вв.) поражают своей стройностью, логичес­ким совершенством, законченностью. Обобщения же правового материала наиболее высокого уровня выра­зились в теории аналитической юриспруденции, в вы­работке таких юридических категорий, как объектив­ное право (и соответственно – субъективные права), понятий публичного и частного права, применения права, а также таких дефиниций права, которые не только ориентированы на то, чтобы выполнять прагма­тическую, операциональную и вместе с тем юридичес­ки значимую функцию (быть критерием правомерного и неправомерного поведения), но и обрисовывают спе­цифику права как системы общеобязательных норм.

Догма права – первичная основа юридических знаний - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Догма права – первичная основа юридических знаний" 2017, 2018.

Теория и методология права

Л.И. Глухарева

ДОГМА ПРАВА И ДОГМАТИЧНОСТЬ ЮРИДИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ

В статье раскрываются понятия догматизма и догматичности юридического мышления, высказывается суждение о путях модернизации догмы права.

Ключевые слова: юридическое мышление, догматизм мышления, догматичность юридического мышления, догма права.

Юридическое мышление1 упрекают порой в догматизме, причиной чему служат его свойства - нормативность, системность, аналитичность, дедуктивность, повышенная связанность текста, точность, терминологичность, конвенциональность, ценностный и логико-формальный характер и др.2 Догматизм в рассуждениях отдельных авторов-юристов действительно может иметь место, как, впрочем, он может иметь место и у исследователей других областей знания. Однако нужно заметить и отдельно подчеркнуть, что юридическому мышлению как специфическому и профессиональному сознанию присущи качества именно «догматичности»3, а не «догматизма». Догматизм и догматичность - разные характеристики текста, догматизм сегодня считается методологически неприемлемым, догматичность воспринимается как свидетельство приобщенности к профессиональному юридическому сообществу.

Догматизм и догматичность мышления возникли на общей основе - догме (догмате). Исторически догма была призвана выразить определение твердого и публичного решения, она явилась «консервантом, специфически хранящим важнейшие выводы», стала схемой, фиксирующей «сухой остаток жарких и, как пра-

© Глухарева Л.И., 2013

вило, многовековых дебатов»4. Поскольку схема (схематизация) заключается в сворачивании знания, она не чувствительна к полутонам (что, кстати, наилучшим образом отвечает потребностям юриспруденции). Догма - это наиболее точная формулировка многообразного поля смыслов, четкий ответ, даваемый «здесь и сейчас». Догма - единица мышления, следовательно, нет нужды дробить выражаемый ею смысл. Она не является неизменной, однако имеет высокий уровень стабильности, благодаря чему может выступать стимулом для институционализации. Тем не менее догма не может избежать антиномичности, необходимость пересмотра ее содержания указывает на социокультурную ограниченность момента ее формулирования. «Мыслительный процесс, - образно и совершенно справедливо подмечает С.Н. Гра-дировский, - заключается не в том, чтобы бубнить безупречные догматические формулировки, а в том, чтобы оживить схематизм догмата, развернуть запакованную в него мысль, разбудить дремлющие смыслы, раскрыть здесь-и-сейчас его потенциал менять, преображать и приводить к должному»5.

Однако далее своей общей основы догматизм и догматичность расходятся в смыслах и значениях. Под догматизмом понимается окостеневшее мышление, основанное на слепой вере в авторитеты, убежденности в непогрешимости определенных взглядов, суждений, выводов. Он защищает устаревшие положения, исключает всякую критику и сомнения. Гносеологически догматизм однозначно относится к истине, признает в ней лишь абсолютный момент, игнорирует относительность. Догматизированное мышление всегда придерживается односторонней дедукции. Его непременным признаком является отрыв теории от сложной, многообразной и динамичной практики, что предопределяет отказ от изменений и совершенствования. Частными проявлениями догматизма являются формализм и фанатизм, а его противоположностями - скептицизм и критицизм6.

Догматичность юридического мышления раскрывается иначе7:

Формирование догматичности мышления в рамках континентальной системы права обязано средневековым профессорам -глоссаторам и постглоссаторам, которые творчески переработали практику римских юристов и фактически создали догму права; схоластичность их мышления, при которой абстракции казались более действительными, чем конкретно-эмпирические явления, прочно закрепилась в юридической догме8;

Юридическая догма разрабатывается доктриной права и зависит от типа правопонимания, в своей философской основе она имеет

элементы представлений из позитивизма, естественной, исторической и социологической школ, отсюда и различия между разными догмами права, каждая из которых имеет в виду прежде всего трактуемую в ней свою систему позитивного права;

Наибольший вклад в развитие юридической догматики внесла доктрина юридического позитивизма (в связи с чем догма сориентирована на точку зрения официального права), поэтому чаще всего с этой доктриной отождествляется юридическая догма, и на нее переносятся все недостатки теории и практики позитивизма;

Догма права напрямую зависит от правовой системы и правовой культуры страны, в которой она создана и действует, поэтому в разных правовых семьях она воспринимается по-разному (например, в романо-германском и англосаксонском праве), что ставит под сомнение универсальный характер догмы;

Догма права - не данность бытия, она сконструирована на основе представлений об образе юридической реальности, понимания должного в общественных отношениях и возможного в поступках людей;

Формы выражения юридической догмы немногочисленны, это понятия, принципы и конструкции, а также способы, средства и приемы трактовки позитивного права; данные формы создают категориальный аппарат, параметры юридического анализа, алгоритмы построения отраслевых юридических наук и т. п.; поэтому мыслить юридически - значит мыслить понятиями, уметь образовывать и преобразовывать их, соотносить друг с другом и т. п.;

Догмы формируют язык, на котором говорят юристы и который делает возможным их деятельность, они обусловливают объяснение социального мира и направляют к квалификации юридические ситуации;

С помощью догм упорядочивается хаотичный эмпирический материал действующего права, поэтому догмы - инструменты и технологии юристов, именуемые юридическим ремеслом, а иногда и профессиональным искусством;

Догма является интеллектуальной собственностью юридического сообщества, она превратилась в корпоративную традицию, которая лежит в основании профессиональной культуры юристов и выступает предметом их профессионального мышления; именно догма остается одним из основных способов мыслимости права юристами;

Юридическая догма вместе с философией права и социологией права составляет сегодня общую теорию права, которой без догмы трудно что-либо противопоставить идеологизированным и

политизированным мнениям (подтверждающим примером чему является недавняя полемика о «суверенной демократии»).

Однако сегодня догма права и вытекающая из нее догматичность юридического мышления подвергаются небезосновательной критике, выдвигаются даже предложения о необходимости создания «новой догмы». Конечно, логическая стройность и строгость основных понятий и конструкций догмы существенно снижают процесс адаптации позитивного права, в рамках которого и существует догма, к постоянно изменяющимся социальным условиям, усиливается разрыв между логически завершенной системой положительного права и правом в действии. В исследованиях специалистов постоянно выявляются недостатки разных сторон и свойств юридической догмы. Так, например, С.С. Алексеев полагал, что нормативно-регулятивное видение права далеко не все объясняет в его функционировании, строении, месте и назначении в жизни общества, поэтому следует выходить за рамки догмы права9. И.Л. Честнов считает, что «претензии классической догматической юриспруденции на завершенность, полноту и непротиворечивость коррелируют со статичностью, бессубъектностью и некритичностью правоведения по отношению к существующим формам пра-ва»10. В.С. Нерсесянц видел необходимость переработки догмы права из-за появления существенных изменений в самом позитивном праве, связанных прежде всего с конституционным признанием прав человека и приоритетом общепризнанных принципов и норм международного права11. Об оторванности юридических категорий и конструкций от практических нужд, о несоответствии догм и доктрин практике говорится в работах многих других юристов12.

Все эти высказывания свидетельствуют о том, что назрела необходимость переосмысления и модернизации юридической догмы, ряда ее понятий и конструкций с теоретико-методологической, идеологической и практически ориентированной точек зрения. Под модернизацией в данном случае понимается повышение рациональности догмы и тем самым ее регулирующей функциональности.

1. С теоретико-методологической позиции уточнение (переформулирование) содержания понятий и конструкций догмы возможно осуществить путем их включения в более широкий контекст естественно-правовой, социологической и психологической парадигм, а также обратившись к неюридическим дискурсам и интегративности. При этом речь идет не об отказе от понятий, определений и конструкций как таковых в их субстанциональном существовании, т. е. не об исключении их из категориальной системы юриспруденции. Ставится вопрос о преодолении не-

достатков содержания, являющихся следствием отставания положений доктрины позитивизма (которая, как уже отмечалось, была и остается основным источником развития юридической догмы) от достижений и трансформаций современной науки и практики. Достаточно сложно, если не невозможно, искоренить из сознания юристов, особенно практикующих юристов, укоренившиеся понятия, создавшие юридический мир и ставшие традицией. Юридические догмы имеют свои сложившиеся смыслы и значения, их уничтожение может привести к «расползанию» юридической мысли, которая цепко скрепляет одну конструкцию с другой. Если «кружево» юридических конструкций будет разорвано, то не «расползется» ли вообще вся юридическая материя? А вот корректировка содержания догм, «погружение» в более широкие социально-культурные и научные контексты понятий и конструкций при сохранении их собственно юридических особенностей (нормативности, определенности, официальной принудительности и др.) поможет обогатить и осовременить их. Примеры этому есть, в частности появление понятия позитивной юридической ответственности, судебного решения как формального источника права и др. Поэтому мы не поддерживаем высказывания некоторых авторов, отказывающих якобы «отсталым» догмам в праве на существование. Например, предложение о замене понятия «система права» понятием «правопорядок» на том основании, что первое не в полной мере соответствует современным философским и методологическим знаниям о системности. Или предложение заменить понятие «отрасли права» понятием «отрасли законодательства» из-за его абстрактности. Однако понимая, что включение юридической догмы в иные дискурсивные системы чревато разрушением ее профессиональной специфики, утратой ею своеобразной логики и языка (о чем предупреждают и ряд специалистов13), полагаем, что все-таки преодолеть изъяны догмы на современном этапе возможно путем расширения правового и неправового пространств их бытия.

2. Огромный потенциал для модернизации догмы права заключен в идеологическом моменте: в переформулировании всех понятий, определений и конструкций положительного права в соответствии с двумя основными ценностями современности - правами человека и общепризнанными принципами и нормами международного права. Гуманизация положительного права и правовая интеграция - мощные стимулы для новации юридических догм. Трудный вопрос, ставящий препоны для осуществления этой почти технической работы - выявление несоответствий и создание меха-

низмов корреляции российской социокультурной модели прав человека известным международным стандартам.

3. Понятия и конструкции догмы права должны быть целесообразны юридической практике. Для этого с большей интенсивностью следует развивать юридическую инженерию - юридические инструменты и юридические технологии. Основная нагрузка здесь ложится на отраслевую юриспруденцию, которая должна не только вникать в тонкости конкретных правореализационных и правоприменительных акций, но и с большей внимательностью относиться к общетеоретическим новеллам, творчески использовать в своих прикладных разработках междициплинарность.

Ратуя за модернизацию юридических догм, тем не менее остаются сомнения в возможности достижения кардинальных успехов, по крайней мере в возможности быстрого (относительно быстрого) решения поставленной задачи. Один из известных разработчиков континентальной догматики А.М. Михайлов, изучая вопросы генезиса последней, к сожалению, пришел к неутешительному выводу о том, что «произвести существенные изменения догмы очень сложно...», поскольку «исследователи сталкиваются с традицией и необходимостью ценностной легитимации изменений. Гуманисты XVI в., рационалисты XVIII в., социологи конца XIX в., Л.И. Пе-тражицкий на рубеже XIX-XX вв., американские и скандинавские реалисты XX в. общетеоретическую догму континентального права изменить не смогли, хотя их аргументы подчас имели основания и в значимых философских концепциях, и научных парадигмах»14. Возможно, в наше время юристам, вооруженным новыми методологическими достижениями, повезет больше.

Примечания

Под юридическим мышлением в данном контексте понимаются «обусловленные спецификой юридической деятельности способы, средства и правила оперирования со специально-юридическими идеальными объектами - понятиями, конструкциями, принципами» (см.: Михайлов А.М. Юридическая догматика и юридическое мышление (размышления) [Электронный ресурс] // Право. URL: http://blog.pravo.ru/blog/theory/1588.html (дата обращения: 29.05.2013). А.Ю. Мордовцев предлагает видеть в юридическом (правовом) мышлении «особый вид интеллектуально-познавательной и практически-преобразу-ющей деятельности индивидов и их групп, ядро которой образуют базовые когнитивные готовности, обусловливающие понимание того, что такое право, правопознание, закон, власть, и определяющие специфику анализа и оценки

различных видов правового поведения (противоправного и правомерного), характер аналитических средств и инструментария юридической логики, понимание юридической истины (лжи), а также правила (каноны), по которым в определенной социально-правовой системе принято формировать и развивать правовой язык, строить суждения, рассуждения и теории, фиксировать, хранить и передавать любую юридически значимую информацию» (Мордовцев АЮ. Юридическое мышление в контексте сравнительного правоведения: Культуронтологические проблемы // Правоведение. 2003. № 2 (247). С. 39). В.М. Розин придерживается более широкого понимания юридического мышления и включает в его состав: 1) способы рассуждения с идеальными объектами; 2) правила и нормы мышления; 3) социально-психологические обоснования деятельности юриста; 4) основные этапы генезиса юридического мышления; 5) социокультурный контекст юридической деятельности (Розин В.М. Генезис и современные проблемы права. Методологический и культурологический анализ. М., 2001 [Электронный ресурс] // Некоммерческий научный фонд «Институт развития им. Г.П. Щедровицкого». URL: www.fondgp.ru/lib/ mmk/31/URN.doc (дата обращения: 15.06.2013).

2 Розин В.М. Юридическое мышление. Алматы, 2000.

3 Догматичность (а не догматизм) фигурирует в качестве важнейшей характеристики юриспруденции в работах досоветских и постсоветских юристов. См., например: Тарановский Ф.В. Энциклопедия права. СПб., 2001. С. 339; Графский В.Г. О некоторых неадекватных истолкованиях юридического позитивизма // Юридический позитивизм и конкуренция теорий права: история и современность (к 100-летию со дня смерти Г.Ф. Шершеневича): Мат-лы VI ежегодной междунар. науч.-практич. конф. Иваново, 5-8 октября 2012: В 3 ч. / Отв. ред. О.В. Кузьмина, Е.Л. Поцелуев. Иваново: Иван. гос. ун-т, 2012. Ч. 1. С. 4; Честное ИЛ. Практическая, человекоцентристская юриспруденция -выход из тупика догматизации права // Энциклопедия права или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания: Мат-лы Седьмых философско-правовых чтений памяти акад. В.С. Нерсесянца / Отв. ред. В.Г. Графский. М.: Норма, 2013. С. 48.

4 Градировский С.Н. Восстановление оснований догматического мышления как условие формирования мышления 3.0 [Электронный ресурс] // Русский архипелаг. URL: http://www.archipelag.ru/agenda/gospel_povestka/konferens_r_ vs_r_2012/text12/ (дата обращения: 15.06.2013).

6 См.: Философский энциклопедический словарь / Ред. кол.: С.С. Аверинцев и др. М., 1989. С. 179; Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+»; РООИ «Реабилитация», 2009. С. 208-209; Лебедев С.А. Философия науки: краткая энциклопедия (основные направления, концепции, категории). М.: Академ. проспект, 2008. С. 609-610; Словарь по этике / Под ред. И.С. Кона. М.: Полит. лит-ра, 1975. С. 74.

См., например: Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. М.: Норма, 2002. С. 44; Иеринг Р. Юридическая техника. М., 2008. С. 22-23; Касаткин С.Н. Значимость правовой теории: интегративность, догматика, вызовы контекста // Энциклопедия права или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания С. 106; Мальцев Г.В. Социальные основания права. М.: Норма, 2007. С. 325; Михайлов А.М. Генезис континентальной юридической догматики. М.: Юрлитинформ, 2012. С. 6, 60, 333, 439; Он же. Юридический позитивизм: pro et contra // Юридический позитивизм и конкуренция теорий права: история и современность. С. 35; Муромцев Г.И. Юридическая техника: некоторые теоретические аспекты // Правоведение.

2000. № 1. С. 5-14; Муромцев С.А. Что такое догма права? // Юриспруденция в поисках идентичности: Сборник статей, переводов, рефератов / Под общ. ред. С.Н. Касаткина. Самара: Самар. гум. акад., 2010. С. 160-185; Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства: Учебник. М.: Норма: ИНФРА-М, 1999. С. 384-385; Тарановский Ф.В. Энциклопедия права. СПб., 2001. С. 339; Тарасов Н.Н. Методологические проблемы юридической науки. Екатеринбург,

2001. С. 17, 84-85, 97; Честнов И.Л. Указ. соч. С. 54.

В этой связи нельзя не разделить мнение Ю.Е. Пермякова, который заметил весьма тонко: «Юрист, не способный к схоластическому мышлению, обречен быть лишь исполнительным делопроизводителем» (Пермяков Ю.Е. Классическая литература как союзник права // Энциклопедия права или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания. С. 121). Алексеев С.С. Указ. соч. С. 59. Честнов И.Л. Указ. соч. С. 54. Нерсесянц В.С. Указ. соч. С. 386.

См., например: Ежегодник либертарно-юридической теории. 2009. Вып. 2. С. 6, 216; Правоприменение: теория и практика / Отв. ред. Ю.А. Тихомиров. М., 2008. С. 8; Честнов ИЛ. Указ. соч. С. 46-48.

Касаткин С.Н. Указ. соч. С. 107; Алексеев С.С. Указ. соч. С. 75; Тарасов Н.Н. Юридическая наука и юридическое исследование (попытка методологической характеристики) // Вестник Гуманитарного ун-та. 2000. № 1 (2). Серия «Право». С. 11.

Михайлов А.М. Генезис континентальной юридической догматики. С. 68.

1. Что такое "догма права"? В области юриспруден­ции (с несколько иными акцентами - не только в ней) принято говорить о том, что практикующие юристы и ученые-правоведы имеют дело с "догмой права".

Что следует понимать под данным термином? Вопрос тем более существенный, что и саму юридическую науку нередко называют "догматической юриспруденцией".

Строго говоря, здесь, в выражениях "догма права", "догматическая юриспруденция", имеется в виду не что иное, как специфический предмет юридических знаний, особый сектор социальной действительности - юриди­ческие нормы, законы, прецеденты, правовые обычаи, обособленные в ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙии с потребностями юридичес­кой практики в качестве основы решения юридических дел. Но почему же все ϶ᴛᴏ именуется "догмой"?

Слово "догма" призвано в юриспруденции отразить отношение людей, и прежде всего правоведов, к тому главному, что образует предмет юридических знаний (тому основанию, на базе кᴏᴛᴏᴩого рассматриваются юридичес­кие дела), - жизненные ситуации, требующие правово­го решения.

Самое существенное здесь состоит по сути в том, что ϶ᴛᴏт термин ("догма права") обозначает твердость и не­пререкаемость самой основы, в ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙии с кᴏᴛᴏᴩой решаются все юридические вопросы. Ибо право, выра­женное в законе, других источниках, предстает и перед людьми, и перед государством в точном значении слова "догма", т. е. в качестве твердого, неизменного на каж­дый данный момент, непререкаемого основания для по­ведения людей и действий государства, выносимых им

Часть I. Догма права

решений (если угодно, столь же "святого", непререкае­мого, как и любая "догма")

Стало быть, выражение "догма права" в области юридической деятельности и знаний означает то, что объективное (позитивное) право, существующее в дан­ном обществе, в каждый данный момент - ϶ᴛᴏ "то, что есть", строго определенная "данность" и "неизменность". Причем, в отличие от политики и идеологии, в юриди­ческой области ϶ᴛᴏ выражение, "догма права", лишено привычных для многих людей негативных оттенков: ϶ᴛᴏ вполне нормальный, "добропорядочный" и даже профес­сионально престижный, знаковый в юридической облас­ти термин.

2. Две плоскости. "Математика права". И тут, гово­ря об указанном значении выражения "догма права", нуж­но иметь в виду, что в "твердости" и "непререкаемости" догмы права есть две плоскости.

В первую очередь, действующее право, независимо от нашего отношения к нему и мер (назревших или даже уже предпринимаемых) по его изменению, нужно пони­мать и применять таким, каково оно есть на данный мо­мент в существующих законах, других источниках права. Иначе - нужно сразу же заметить - ни о какой закон­ности и правопорядке в обществе не может быть и речи. Как говорил русский правовед И. А. Покровский, под рас­сматриваемым углом зрения крайне важно просто "конста­тирование существующих в данном обществе норм и ус­тановление их подлинного содержания"1.

И второе. В праве, каким бы ни были конкретное содержание законов, данные юридической практики, правосознание, есть ϲʙᴏего рода жесткая объективная фактура - нечто твердое и постоянное, не подвласт­ное вольному усмотрению и произволу, никакому прави­телю, должностному и научному авторитету (пока в уста­новленном порядке не изменены действующие юриди-

ческие нормы, у нас - прежде всего закон) И основу, каркас такой жесткой фактуры образует нечто твердое и исходное в самой правовой материи, реальная фактичес­кая основа жесткой инфраструктуры ϶ᴛᴏй материи. А от ϶ᴛᴏй материи, как мы увидим, уже тянутся нити ко все­му другому - к высоким по общепринятым меркам ха­рактеристикам права: не только к действующей системе юридических норм, но и к правовому прогрессу, и к смыс­лу права, и к назначению правового регулирования в жизни людей, в будущем общества.

Что образует такую жесткую инфраструктуру - предмет дальнейшего рассмотрения; более того, ответ на поставленный вопрос - одно из основных теоретических положений, обосновываемых в книге.

Но есть звено в ϶ᴛᴏй проблеме, кᴏᴛᴏᴩое следует обо­значить уже сейчас. Стоит заметить, что оно важно и само по себе, и как исходный пункт для последующих характеристик.

Догма права - ϶ᴛᴏ не только особый участок явле­ний социальной действительности, но и ее особый мир. А важнейшая черта ϶ᴛᴏго "особого мира" состоит по сути в том, что право представляет собой логическую систему. На уровне догмы права ϲʙᴏеобразие права как логичес­кой системы характеризуется ее глубоким единством с формальной логикой, или шире - математической (сим­волической) логикой1. И право в данном отношении выс­тупает в качестве ϲʙᴏего рода обители, исконного, родного очага формальной логики.

Самая элементарная, первичная клеточка бытия пра­ва, устремленного на решение жизненной ситуации (дела), в практической жизни людей уже представляет собой логический силлогизм, в кᴏᴛᴏᴩом большой посылкой яв­ляется юридическая норма (формально конституирован­ная или субъективно представляемая), малой - данный жизненный случай, заключением - властное, юридичес­ки значимое решение. Изначально заложенная в пози-

1 Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М.: Ста­тут, 1998. С. 60.

1 См.: Лобовиков В. О. Математическое правоведение. Ч. 1: Естествен­ное право. Екатеринбург, 1998. С. 17.

Часть I. Догма права

Глава 1. Аналитическая юриспруденция

тивном праве направленность на решение жизненных ситуаций, а отсюда - на обеспечение максимальной, предельной определенности в регулировании обществен­ных отношений, на обеспечение ее максимально возмож­ной точности, строгости достигается прежде всего как раз при помощи того, ɥᴛᴏбы все элементы правовой мате­рии, все ее "атомы" подчинялись требованиям и прави­лам формальной логики, когда вытекающие из них выво­ды выражаются не в диалектических суждениях типа "и да, и нет", а в строгих заключениях - "только да", "толь­ко нет".

С ϶ᴛᴏй позиции аналитическое правоведение яв­ляется ϲʙᴏего рода матпематикой в области права, в прак­тической деятельности юристов. И, кстати, вовсе не случайно методы, используемые в аналитической юрис­пруденции, близки к тем, кᴏᴛᴏᴩые ᴏᴛʜᴏϲᴙтся к матема­тической логике и математическому мышлению1. По϶ᴛᴏ­му-то, надо заметить, и фокусом работы по совершен­ствованию законодательства и практики его применения во многом будет повышение уровня "формальной ло­гичности" данной юридической системы, ее подразделе­ний, устранение существующих здесь противоречий, не­стыковок, несогласованностей - словом, достижение предельно возможного совершенства действующего пра­ва с позиции формальной логики.

3. Центральное звено и составляющие. Централь­ным звеном в догме права будут юридические нормы. В юридических нормах и через юридические нормы (по большей части в наших условиях - через нормы зако-

1 О. Шпенглер пишет: "Правовое мышление ближайшим образом род­ственно математическому. И то, и другое желает отделить от того, что представляется зрению, все чувственно-случайное, ɥᴛᴏбы найти здесь мыслительно-принципиальное: чистую форму предмета, чистый тип ситуации, чистую связь причины и действия. Поскольку античная жизнь в том ее образе, кᴏᴛᴏᴩый она обнаруживает античному крити­ческому бодрствованию, обладает всецело эвклидовыми чертами, воз­никает картина тел, отношений между ними по положению и взаим­ных воздействий посредством толчка и отталкивания, как у атомов Демокрита. Это и есть юридическая статика" (см.: Шпенглер О. Указ. соч. С. 69)

нов) определяются и ситуации, требующие правового решения, и порядок таких решений, а главное - право­вые средства разрешения правовых ситуаций, юридичес­ких дел.

Исходя из всего выше сказанного, мы приходим к выводу, что на уровне "догмы" право выступает в качестве нормативного образования. Причем наше вни­мание тут сосредоточивается на юридических нормах, выраженных в законах, в кодексах, а отсюда - и на са­мих законах. И не только и даже не столько потому, что законы для нас, людей, живущих в российском об­ществе и во многих других странах, - основной источ­ник юридических норм, и вследствие ϶ᴛᴏго именно с за­конами в основном связаны вопросы понимания права и юридической практики. Главное здесь то, что законы - ϶ᴛᴏ наиболее развитая форма закрепления юридических норм, законы получают распространение и в других юри­дических системах, и вовсе не случайно во всем мире именно с законами (даже терминологически) связаны пред­ставления о законности - строгом правовом порядке, кᴏᴛᴏᴩый должен существовать в обществе.

Догма права при предельно кратком определении дан­ной категории - ϶ᴛᴏ и есть формализованные юридичес­кие нормы, закрепляемые "на бумаге", в законах, дру­гих правовых актах, в кᴏᴛᴏᴩых они выражаются, суще­ствуют.

Вместе с тем юридическая наука (аналитическая юриспруденция) выделила и более дробные составляю­щие догмы права, ее основные элементы. Это: 1) детали­зированное строение права - правовые нормы во всех их разновидностях, субъективные права и обязанности, связь между ними, именуемая "правоотношением", юри­дические факты и т. д.; 2) источники права - законы, другие нормативные акты, прецеденты и т. д.; 3) индиви­дуальные юридические акты, иные действия, связанные с толкованием права, его реализацией.

Первостепенное значение среди данных элементов дог­мы принадлежит детализированному строению права, его анатомии, без знания кᴏᴛᴏᴩой невозможно поставить

Часть I. Догма права

Глава 1. Аналитическая юриспруденция

квалифицированный юридический диагноз, в частности - дать юридическую квалификацию дела и принять необхо­димые юридические меры, т. е. в ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙии с правом решить юридически значимую жизненную ситуацию. От­сюда необходимость детализированной характеристики особенностей и разновидностей юридических норм, воз­никающих на их основе субъективных прав и юриди­ческих обязанностей, юридических фактов, юридической ответственности и т. д.

Не стоит забывать, что важнейшей составляющей догмы права будут ис­точники права. Здесь наше внимание обращается не "вглубь", не в анатомию, не на детальное препарирова­ние сложного строения позитивного права, а, напротив, разворачивается в другую сторону, так сказать, "нару­жу", во внешние формы его существования, бытия.

Наконец, вслед за тем, что характеризует позитив­ное право "изнутри" ("юридическими тонкостями" - юридическими нормами и правоотношениями) и "извне" (законами, другими источниками, юридической техни­кой), существенное значение имеет действие права. То есть также особые юридические реальности, связанные с деятельностью людей по реализации и толкованию права.

4.
Стоит отметить, что особенности догмы права. Догма права - ϶ᴛᴏ весь­ма обширный круг социальных явлений, концентрирую­щихся вокруг юридических норм, выраженных в зако­нах, иных формализованных источниках, твердая и не­изменная на каждый данный момент основа для реше­ния юридических дел. Эти явления (а отсюда и складыва­ющиеся на их основе представления о праве) отличаются логической строгостью, стройностью, отработанностью.

Следовательно, для понятия "догмы права", наряду с логической четкостью охватываемых им представлений, характерны по крайней мере две особенности:

во-первых, в центре правовых представлений, отно­сящихся к догме права, - юридические нормы, выражен­ные в законе (иных источниках);

и, во-вторых, "догматические" представления о пра­ве сформировались и наличествуют главным образом в связи с потребностями юридической практики (и, что не менее важно, в ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙии с требованиями закон­ности, необходимостью решения юридических дел на твердом, нормативном основании)

И вот, признавая содержательность и важность пра­вовых представлений, охватываемых понятием "догма права", необходимо учитывать их ϲʙᴏеобразие, и с ϶ᴛᴏй позиции их известную узость.

Очевидно, в частности, что при формулировании об­щих правовых понятий, крайне важно включить в поле зре­ния и фактические данные стран с такими правовыми системами, где закон и иные нормативные акты не за­нимают центрального положения среди источников права. В том числе - правовые системы стран, где действует общее, прецедентное право. И где сообразно специфике данных юридических систем основной "массив" права, осно­ва решения юридических дел сосредоточена в судебных прецедентах.

А в ϶ᴛᴏй связи (да и по иным основаниям) возникает и другой, пожалуй, более принципиальный вопрос: доста­точно ли для признания должного статуса науки матери­алов, охватываемых одной исключительно догмой права?

Итак, что такое догма права?

Догма права в строгом смысле есть исследование какого-либо действующего права в интересах применения его на практике. Тип этой догмы выработан в литературе римского права, - романистами, исходившими их той мысли, что римское право (с теми или иными видоизменениями его) есть действующее в строе современного правопорядка. Пухта особенно содействовал тому, чтобы сообщить вполне стройную обработку этому типу и, может быть, до сих пор этот писатель остается наиболее цельным и последовательным догматиком господствующей школы. Вне пределов Германии, где римское право не имело непосредственно действующей силы, догматическая разработка его держалась на том предположении, что оно представляет собою нормальное право, в тех или других границах долженствующее иметь силу. Повсюду, с развитием местного законодательства и литературы, ему посвященной, догматическая разработка была приложена к местному праву.

Догматическое исследование состоит из следующих процессов:

1) Описание. Догматик описывает разнообразные юридические формы, своею совокупностью образующие право или данный отдел его. Право есть порядок деятельности и потому простейший способ описания его достигается при употреблении глагола, как сказуемого: «Каждый человек почитается субъектом гражданского права», «каждый предполагает добросовестным, пока противное не доказано», и т.п. Подобные предложения передают (описывают) нам какую либо часть правового порядка, - какую либо категорию фактов из ряда тех фактов, совокупность которых мы называем правом. Однако цель догмы простирается несколько далее. Догма составляется для того, чтобы указать гражданину и особенно юристу-практику, какие отношения должны пользоваться юридической защитой и какие не должны иметь ее. Потому в устах догматика каждое из вышеприведенных предложений получает характер повеления, правила (юридическая норма), и имеет, например, такой смысл: «Каждый человек должен пользоваться тою защитой, которая присвоена субъекту гражданского права», «каждый должен предполагать добросовестным, пока противное не доказано» и т.п. Вся догма состоит их правил, и это обстоятельство характеризует ее как искусство. «Повелительное наклонение есть характеристическая черта искусства в отличие от науки. Все, что говорят правилами или предписаниями, а не утверждениями, относящимся к фактам, есть искусство» (Миль).

Факты, передаваемые догмою, разделяются на два рода. Прежде всего догма передает правила, которые предусматриваются и предписываются законами и иными «источниками» права: но этим не ограничивается назначение догмы. Задача на случай неполноты закона и чтобы устранить противоречия, какие встречаются в законе. Закон может быть неполон, но догматик выходит из предложения его полноты, закон может быть противоречив во всех постановлениях, но догматик предполагает полную солидарность всех его постановлений между собой. Потому догматик постановляет правила даже на те случаи, о которых молчит закон, или относительно которых сам закон устраняет себя своим противоречием. Процесс формулирования подобных правил входит в состав общего процесса юридического творчества, в котором догматик действует на ряду с судьей и законодателем. Этот процесс заслуживает особого анализа, пока мы ограничимся анализом самой догмы. Правила, выработанные в дополнение закона и в устранение его противоречий входят в общий состав ее материала и наравне с остальным материалом подлежат догматической разработке.



2) Обобщение. Форма догматического обобщения есть принцип или начало; принцип есть юридическая норма, обнимающая своим содержанием общие существенные черты многих частных правил или норм. Выбираем, как пример, принцип объективной оценки сделки. Этот принцип предписывает, что неблагоприятные юридические последствия сделки распространяются на участвующих лиц (контрагентов и их преемников) лишь настолько, насколько обстоятельства, которые обусловливают те последствия, были своевременно известны им. В такой своей форме принцип объективной оценки выражает общую существенную черту следующих частных правил: смысл договора определяется в тех пределах, в которых обе договорившиеся стороны одинаково могли и должны были сознавать его; сторона, обманутая при заключении сделки, пока новое, ни в чем не повинное лицо, не стало к ней причастным; сторона, обманутая третьим, посторонним лицом, не имеет права на уничтожение сделки; впавшая в такую ошибку также не должна иметь подобного права, и т.д. Как частная норма, так и принцип выражает требование, чтобы в такими-то обстоятельствами связывались такие-то юридические последствия, но вместе с тем существует важное различие между нормой и принципом. Обычный тип частной нормы может быть представлен такой формулой: «С совокупностью таких-то обстоятельств предписывается связывать совокупность таких-то последствий», причем та и другая совокупность может быть обозначена для краткости особым названием (например, давность – право собственности). Напротив, принцип разбивает эти совокупности на составные их части и формулирует связь какого либо отдельного обстоятельства с каким-либо отдельным юридическим последствием. Таков тип принципа и он обусловливается именно тем, что принцип – форма общения или отвлечения. Отсюда явствует практическое значение юридического принципа. С одной стороны, он сразу проливает ясный свет на юридическое значение известного обстоятельства, с другой стороны, судья должен помнить, что на практике редко бывает, чтобы споры имели своим предметом лишь одно обстоятельство. Почти всегда конкретное положение судебного спора таково, что требуется с совокупностью обстоятельств связать ту или иную совокупность юридических последствий; связь, указанная одним принципом, может противоречить связи, предписываемой другим принципом, и судье не остается другого исхода, как приискать подходящий компромисс. Серия однородных компромиссов, в свою очередь, может быть обобщена в принципе, но за всем тем судье всегда останется обширное поля для самостоятельного творчества, другими словами, судебное творчество составляет необходимое дополнение к догме. Но их этого не следовало бы заключать об относительно неважном значении самой догмы. Совершенно напротив. Если догматик не в силах овладеть всем разнообразием конкретных положений, то не его дело браться за эту задачу; но этим не умаляется значение другой задачи – формулирования принципов. Здесь мы подходим у давно известной истине. Хорошим законом справедливо починается такой, который наименее казуистичен, то же самое, и еще в большей степени, прилагается к догме.

Пока мы говорим о принципах, как догматической форме в пределах одной какой либо правовой системы. Будучи результатом обобщения, принцип не содержит в себе ничего сверх тех частных правил, которые он обобщает. Господствующее учение о толковании закона игнорирует это обстоятельство. По этому учению, при пополнении пробелов закона путем аналогии, процесс пополнения состоит в том, что юрист восходит к некоторому правилу или принципу и выводит их него решение по отношению к данному, законом непредвиденному, случаю. Неправдоподобность такого объяснения явствует уже из того, что аналогию, - прием индуктивного свойства, - оно изображает так, как будто бы она была приемом дедуктивным. Сущность юридической аналогии разъясняется в связи с общим процессом юридического творчества. Первый результат ее состоит всегда в формулировании нового частного правила; вслед за тем раздвигается принцип сообразно найденному правилу и только наконец (что имеет значение проверки совершенного обобщения) от принципа опять переходят к правилу. Этот переход обыкновенно называют выводом, и вообще в догме постоянно говорят о выведении частных правил из принципов. Такая терминология также неправильна: говоря языком логики, мы имеем здесь лишь кажущийся вывод (Миль, кн. II, гл.1, п.2). Так же неправильно употребляется слово «выведение» и в другом случае. Смотря по надобности одно и то же правило может быть выражено на разные лады; ошибочно говорят здесь о выводе одного правила из другого, тогда как на самом деле здесь происходит так называемое превращение предложений. Это смешение кажущегося вывода и превращение предложений с выводом действительным и служит источником той распространенной ошибки, по которой дедукция признается одним из методов юридической догмы.

3) Определение. Категории юридических фактов, которые передаются правилами (нормами) или принципами, получают свое особое название, и каждое такое название подлежит определению. Догма изобилует определениями, так, цивилист определяет, например, «источники» права, закон, обычай, право юристов, или: субъект, права, объекты его, юридические акты или отдельные их виды и принадлежности, или: право вещное, право собственности, право по сервитуру и т.д., и т.п. Немцы называют такие определения «определениями понятия» – терминология, которая проникла в русскую литературу и которая не согласуется с требованиями логики (см. Милль, кн. 1, главы I и VIII). Не трудно усмотреть, что каждое догматическое определение распадается на два определения. Во первых, догматик определяет лицо, предмет, акт, положение, с которыми связываются известные юридические последствия. «Вещь есть внешний относительно личности предмет, предназначенный для полного подчинения ее воле» (Пухта); «условие есть будущее, неизвестное, по произволу сторон избранное обстоятельство, в зависимости от которого поставляется существование сделки, или той или другой ее части», «купля-продажа есть консенсуальный договор, по которому одна сторона обязывается к тому-то, а другая к тому-то» – вот примеры, где соединяются оба рода определения. В других случаях они разделяются, например: «обязательство есть правовое отношение, по которому одно лицо имеет право (требования) на действие другого лица» (Пухта) – здесь определяется юридическое последствие, которое может быть связано со многими положениями и событиями. – Из приведенных примеров видно, в чем состоит сущность юридического названия. Оно соозначает сумму всех тех обстоятельств, с совокупностью которых связаны данные юридические последствия, и сумму всех тех юридических последствий, которые связаны с этими обстоятельствами; определение названия поэтому перечисляет все обстоятельства и все последствия, которые соозначают данное название. Юриста не интересует одно сочетание обстоятельств, если в ним не связывается никакое юридическое последствие, если оно не вызывается никаким положением. Если оно определяет «договор», то потому, что с договором связываются многие последствия, и если его интересует не менее того определения «обстоятельства», то единственно потому, что обязательство связывается как последствие, с событиями самого разнообразного свойства.

Каждое догматическое определение выражает вместе в тем и определенное юридическое правило (норму), которое утверждает связь таких-то обстоятельств с такими-то последствиями. Вышеприведенное определение вещи перелагается в правило, которое предписывает защищать господство лица над вещью, как скоро таковое установлено; вышеприведенное определение обязательства перелагается в правило, по которому каждый раз, как в каком либо случае признается существование обязательства, одно из лиц (должник) должно быть принуждаемо к выполнению некоторого действия в пользу другого лица (кредитора), и т.д. Это переложение определения в правило часто, и притом совершенно неправильно, называют «выведением» правила из определения, - точно так же, как неправильно говорят о «выведении» частных правил из принципов.

Если мы помним, что факты правовой области передаются именно правилами и что правильное определение названия есть то, «которое высказывает факты, обнимаемые значением названия» (Милль), то процесс переложения определений в правила осветится в наших глазах сам собою. В диалектическом развитии догмы правила будут представляться как бы выходящими из определений; на самом деле определения вырабатываются из правил. Известно, что построение определений вообще дело не особенно легкое; известно также, что успех науки не зависит непосредственно от успеха ее определений. Эти общие истины равно приложимы и к юриспруденции, откуда следует, что «выведение» правил из определений или так называемое «развитие» определений не может и не должно играть исключительной роли в догматическом построении.

4) Классификация и основанное на ней расположение юридических правил, принципов и определений в систему составляет высший и последний процессы догмы.

Таковы процессы догматического исследования, если догме приписывают иную роль, чем описанная выше, то это происходит от того, что исчисленные процессы смешивают с другими логическими процессами, ничего общего с ними не имеющими.

2. Общая догматическая теория

Еще римские юристы, излагая свое право, невольно сравнивали его постановления с соответствующими постановлениями других, известных им прав; таким образом слагались общие понятия о гражданских институтах. В современной юридической литературе, при постоянном сопоставлении римского права с местным законодательством и потом – различных местных законодательств между собою, указанное сравнение приобрело обильную пищу и привело к выработке многих общих понятий. Их выделение в особую область, как предмета особой (общей) догматической теории, представляет свои выгоды и отчасти осуществлено уже в ряде монографий. Остается ожидать появления общих сочинений по этому предмету.

Область сравнения простирается, разумеется, так же далеко, как самое сходство между постановлениями различных прав. Однако, чем шире в пространстве и во времени будет взята нами эта область, тем менее сходств мы обнаружим, - тем менее получится обобщений и тем шире будут они. Так, можно было бы ввести в сравнение все право прошедшего и настоящего, не ограничиваясь ни временем, ни местом, но в таком случае, благодаря постоянной изменчивости правовых форм, мы получили бы только одно общее понятия о праве. Такое широкое распространение границ сравнения, несомненно, имеет свою цену, оно дает наиболее общие понятия, определения и классификацию, подготовляющие правовой материал к индукции.

Но оно не представляет особой догматической цены. Задача догматической теории состоит в тому, чтобы дать правила и определения, способные руководить судебного практика и облегчить ему его трудное дело. Через сравнение, через-чур широкое, приобретается слишком мало истин, пригодных для такого употребления, необходимо сузить границы сравнения, опустить несколько ниже на лестнице обобщений и увеличить самое число их. Сами главные защитники общей теории не долго останавливаются на наиболее общих принципах, каковы «целое больше своей части», «нельзя передать другому более того, что сам имеешь», и в своих дальнейших пояснениях выбирают такие примеры, каковы определения корреалитета и солидаритета, давности и преклюзивного срока и т.п.), - т.е. определения, относящиеся к институтам права на известной, относительно высокой ступени его развития. Служа потребности современного правосудия, общая догматическая теория должна ограничиться сравнением тех гражданских законодательств, которые стоят на уровне современного развития гражданской жизни образованных наций, желательно бы иметь общую догматическую теорию современного гражданского права образованных наций.

Логические процессы этой теории должны быть обычные процессы догматического исследования, описанные нами выше. Общая теория дает нормы, принципы и определения, которые получаются через обобщение норм, принципов и определения многих отдельных прав. Коренная ошибка такого труда, как только что цитированная речь Пахмана, состоит именно в том, что обобщение, которое принадлежит к разряду процессов, подготовляющих факты к индукции (Милль, кн.IV Бэн, кн.I гл.2, ср. Кн.) принято автором за самое индуктивное обобщение, откуда уже само собою выходило, что общие догматические принципы суть, будто бы, законы (Пахман). По другому очевидному недоразумению, автор принял за законы – определения, выраженные в форме предложений (Бэн, указ), или что – то же, словесные предложения за реальные (Милль, кн.I гл.6), - ошибка, впрочем, весьма распространенная и, как показывает логика, всегда служившая источником важных заблуждений. Что предложения в роде: «Обязательство солидарное отличается от корреального таким то признаками, что преклюзивный срок, в отличии от давности, есть то-то, или что между покушением и оконченным преступлением существует такое-то различие», - суть не более как словесные предложения, это не подлежит никакому сомнению. Выше быть указан источник того заблуждения, - что дедукция входит в догматическое исследование, теперь мы знакомимся с происхождением другого заблуждения – касательно индукции. Предположение о том, что индукция составляет один из главных методов юридической догмы, основано на том, хороши известном логике заблуждений, которое процесс образования общих понятий смешивает с индуктивным обобщением и не отличает словесных предложений от реальных.

Это относиться, конечно, к индукции в смысле Милля и Бэна, т.е. к так наз. несовершенной индукции. Иначе будет, если пристать к тому взгляду, по которому индукцией признается также суммирование предложений, так как суммирование предложений, несомненно, свойственно догме, то отсюда пришлось бы заключить, что и догме не чужда индукция. Так именно думает Гольмстень. Но по неправильному пониманию соответствующего места у Милля (кн. 3, гл.2) или по другой причине, он предполагает, что это – взгляд Уэвелля. Взгляд Уэвелля относится не к суммированию предложений (Милль, п. 1), но к связыванию фактов (там же, пп. 3 и 4), и если надо было бы найти их достаточное количество среди сторонников так наз. совершенной индукции. Для сохранения престижа догмы статики можно, пожалуй, называть суммирование предложений индукцией, но остается недоказанным, чтобы догме была известна настоящая или несовершенная индукция. С обеих сторон остается, стало быть, бесспорным, что догме неизвестна индукция, в строгом смысле этого слова. Лишь под условием уклонения от этого смысла возможно противоположное утверждение. Нет сомнения, что как для этого, так и для других уклонений в том же роде, всегда найдется опора в том или другом громком имени, - если не в Уэвелле, то в каком-нибудь другом, достаточно обратиться к старым логикам, или к логикам, в роде Джевонса, чтобы найти так не мало воззрений, противоречащих Миллю и Бэну. Но мы полагаем, что лишь следующая точка зрения обеспечивает правильный путь. Милль, и, опираясь на него, Бэн дали нам наиболее полную и стройную обработку логики. Другие, не менее крупные писатели, как, напр. Уэвелль, могли высказывать, по тому или другому поводу, особенные логические воззрения, но они не исполнили такой полной работы по логике, как двое названных. В системе этих последних отдельные положения взаимно обусловливают одно другое; кто отвергает одно из них, тот вместе с теми берет на себя ответственность и по отношению к другим положениям, которые могут зависеть от отвергаемого. Дело ли юриста, не задумывающего коренной перестройки всей логики, брать на себе такую ответственность? Не лучше ли нам, юристам, смотреть на свою задачу более скромным образом? Не постараемся ли мы прежде всего воспользоваться тем богатством, которое кроется в системе Милля и Бэна, а потому уже примемся за ее исправление? Ото того или другого воззрения на индукцию зависит очень многое; от него зависит и построение дальнейшей теории индукции, и вопрос об отношении индукции к дедукции (особенно в социальных науках), и наконец вопрос о законах. К чему же решаться на такую ломку руководящих понятий? И из за чего? – исключительно из за того, чтобы иметь удовольствие встретить индукцию также в догме.

Итак, требование о сохранении юриспруденции в смысле «общей теории права» имеет свой смысл, если ввести его в надлежащие пределы. Но возведение этой теории на степень законченной науки и полное отчуждение ее от других отраслей правоведения основывается на ряде логических недоразумений. Не помогает делу и тогда, когда догму превращают в «статику», потому что статические законы или законы сосуществования в большинстве случаев сами происходят от законов последовательности или динамических (ср. Милль, кн.III гл.2). Самолюбие юриста должно удовлетвориться тем заключением, что, поскольку он не работает непосредственно для практики, он подготовляет явления юридического мира для индукции и дедукции, которыми займется правоведение, как часть социальной науки; значение его работы от того нисколько не умаляется, ибо она навсегда останется необходимой стадией в общем ходе научного исследования. Замкнуться же в цене однажды выработанных понятий, оторваться от жизни, их вызвавшей, и отдаться всецело «исследованию внутренней природы права, как права, и, следовательно, лишь логической конструкции юридических понятий» (Пахман), значило бы не пойти далее диалектики и постоянно рисковать вернуться в область схоластики. Такой оборот игнорирует не только все успехи современной логики, но и успехи самой догматической юриспруденции, которая, начиная с сороковых голов настоящего столетия, настойчиво требует реального исследования взамен диалектического. Думается нам, что сами защитники юриспруденции, как «конструкции юридических понятий», не согласятся с всеми выводами, которые проистекают из их требований, и что многое обусловлено в этом случае неточностью употребляемых выражений. Что-нибудь одно: или – совсем не обращать внимание на требование индуктивной логики и продолжать вращаться в сфере старых методологических понятий; или же, принимая сказанные требования за исходные в своих суждениях, сохранять повсюду надлежащую последовательность.

Законы, в научном смысле этого слова, не следует смешивать ни с юридическими принципами, ни с юридическими определениями. Если мы избегнем такого смешения, то не усомнимся в том, что догма права не занимается вовсе законами права.

ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

И. Л. ЧЕСТНОВ

ЮРИДИЧЕСКАЯ ДОГМАТИКА В КОНТЕКСТЕ ПОСТКЛАССИЧЕСКОЙ ПАРАДИГМЫ

Юридическая догматика — важнейшая составная часть юридического знания. Она относится к теории права «среднего уровня» (если пользоваться терминологией Р. Мертона) и призвана формулировать основные понятия и юридические конструкции, необходимые как для юридической практики, так и для преподавания права, трансляции юридических знаний, социализации юристов. По справедливому утверждению Н. Н. Тарасова, именно юридическая догматика формирует юридическое мышление, традиции права, обеспечивая его воспроизводство . Юридическая догматика, по мнению А. М. Михайлова, выполняет пять важнейших функций: «во-первых, сам факт существования юридической догмы в той или иной правовой системе выступает индикатором завершения процесса отдифференциации права как регулятивной системы от иных нормативных и ненормативных социальных регуляторов (сигнализирующая функция). <...> Во-вторых, юридическая догма выполняет в правовой системе воспроизводящую функцию. “Кристаллизуя” положения положительного права в строгих интеллектуальных формах (конструкциях, принципах, понятиях), она формирует своего рода “несущую основу” “здания” позитивного права, которая за счет своей укорененности в профессиональном правосознании, определенности формы и содержания обладает в сравнении с наличным позитивно-правовым массивом значительно более высокой способностью оставаться неизменной. <...> В-третьих, большое значение имеет легитимирующая функция юридической догмы по отношению к системе положительного права. <...> В-четвертых, юридическая догма конституирует профессиональное правосознание юристов, служит его идентификатором, выступает предметом, исключительным “интеллектуальным владельцем” которого выступает сообщество юристов (конституирующая функция). <...> В-пятых, в процессе правоприменительной деятельности юридическая догма выполняет регулятивную функцию. Элементы юридической догмы позволяют связывать в профессиональном правосознании юристов установления положительного права в целесообразные практическим целям модели, выступающие основанием профессиональной ориентации в той или иной юридически значимой ситуации» .

В то же время сегодня классическая юридическая догматика, как и аналитическая

теория права, столкнулась с серьезными методологическими трудностями и нуждается в переосмыслении, в связи с теми изменениями, которые происходят в науковедении, философии, мировоззрении.

Во-первых, юридическую догматику невозможно обосновать методами самой юридической догматики. Для этого требуется выход в метасистему, например, концепцию естественного права или социологию права. В любом случае только с позиций соответствующей философии права можно дать обоснование понятиям и конструкциям, образующим содержание юридической догматики. На наш взгляд, наиболее перспективным является социолого-правовой подход к обоснованию юридической догматики.

Во-вторых, главные претензии в адрес классической юридической догматики сегодня звучат со стороны практиков. Действительно, очень многие положения, излагаемые в традиционных учебниках по теории права и даже по отраслевым юридическим дисциплинам, страдают оторванностью от нужд практики и напоминают рассуждения средневековых схоластов. Так, неудовлетворительным представляется значение, даваемое классической юридической догматикой подавляющему большинству юридических понятий, которые реифицируются и предстают как некие объективно существующие вне и помимо воли людей данности. Например, понятие субъект права превращено в фикцию правового статуса, а действие права трактуется как вступление в силу нормативного правового акта. Категория субъекта права, конечно, предполагает правовой статус, однако существующий только через человека — носителя этого статуса. Действие же права — это согласование поведения человека с информацией, закрепленной в норме права. Таков подход, развиваемый в юридической антропологии конкретизирующий положения социологии права.

Следует заметить, что во второй половине ХХ века в аналитической философии произошел очень важный «поворот», который именуется практическим. На основе идей позднего Л. Витгенштейна значение стали трактовать не в синтаксическом ключе — как связь знака с другими знаками, а как практическое его использование. В результате произошло сближение собственно аналитической философии с прагматической философией. В то же время важнейшим мировоззренческим сдвигом в конце ХХ века становится акцент на антропологии в гуманитарном знании. Идеи М. Полани и Г. Райла о «личностном» или «неявном» знании сближают аналитическую философию и антропологию. В результате сформировалась постклассическая картина мира и соответствующая философия. Думаем, что развитие юриспруденции не может не двигаться в общем русле современного мировоззрения, и поэтому эвристически ценными представляются попытки использования этой постклассической методологии применительно к анализу догмы права.

Что же можно предложить в качестве постклассической программы переосмысления классической юридической догматики ? Во-первых, необходимо признать сконструированность догмы права, а не ее данность. В основе закона лежит «первичный произвол», который в процессе «социальной амнезии» (объективации, хабитуализации и седиментации) начинает выдаваться за «естественный ход вещей», — утверждал Б. Паскаль, а за ним П. Бурдье. Этот «первичный произвол» выражает расстановку политических сил в борьбе за официальную номинацию, за признание определенных ситуаций как правовых или противоправных. Значительную помощь в выявлении такой «борьбы» в юридическом поле может оказать теория критического дискурс-анализа, близкая ему по духу школа критических правовых исследований, а также исследования власти номинации П. Бурдье. Сконструированность правовых институтов позволит не только понять «контекст их открытия», но и задать по отношению к ним критическую установку, а тем самым — возможность их совершенствования.

Во-вторых, догма права должна быть вписана в контекст правовой культуры. Именно правовая культура задает содержание формам права и определяет

В-третьих, анализ догмы права должен быть проведен с точки зрения конкретных юридических практик. Для этого необходимо провести редукцию соответствующего правового института к практикам конкретных субъектов — людей, носителей соответствующих правовых статусов. Такая редукция отраслевого института права предполагает его конкретизацию в подзаконных формах внешнего выражения права, затем — в методиках, т. е. рекомендациях, разрабатываемых отраслевыми и специальными дисциплинами по применению (а также соблюдению, исполнению и использованию) соответствующего института, далее — в образцах коллективных практик по применению института и методики и в конечном счете — в конкретной деятельности отдельного правоприменителя (или обывателя при соблюдении, исполнении и использовании института или нормы права).

Таким образом, необходимо изучать конкретизацию догмы права — законодательства — в обычаи и традиции, через которые писаное право, собственно говоря, и действует. Ни одна норма права (точнее — статья нормативного правового акта), даже процессуального, не действует «сама по себе» (впрочем, и право не «действует» «само по себе»). В социальном (и правовом) мире действуют только люди, которые вступают в правоотношения, соблюдают, исполняют, используют информацию, закрепленную в норме права, или нет.

Принципиально важно, что человек, конструирующий и воспроизводящий право, соотносит норму со своими интенциональными установками. Этот сложнейший вопрос, относящийся к психологии, также должен стать предметом изучения юриспруденции, иначе невозможно объяснить, почему одни нормативные правовые акты выполняют соответствующую социальную функцию, а другие нет.

Таким образом, практический, антропологический «поворот» в юриспруденции требует пересмотра практически всех юридических понятий, наделение их новым, «практико-человеческим» значением. Право в этом ракурсе — это социальный конструкт, включающий человека, его правосознание (представленное, прежде всего, образами должного, социально значимого в соотнесении с индивидуальными мотивами), нормы как образцы юридически значимого межличностного поведения, реализуемые в практиках человека, ориентированных на социально значимого Другого.