У постсоветских собственное право. Как судья Зорькин представляет себе «точечные реформы Конституции. Суд скорый, правый и равный для всех Зорькин крепостное право скрепа

Помните, когда лдпровская шестерка Деньгин внес в Думу закон об ограничении иностранной доли в СМИ"? Он нес с трибуны ахинею типа - "В России есть одна «таинственная» иностранная компания, которая активно скупает сельские издания и газеты в небольших городах, после чего стала диктовать свои условия"!!! Полоумный, где он в российских селениях видел бумажные издания? Или"Угроза национальной безопасности, исходит от "глянца", через который, «пропихиваются» статьи политического содержания, которые активно работают на Запад, на пятую колонну". Ну да только в Cosmopolitan, Maxim, Harper"s Bazaar, Esqure и печатались призывы к оранжевым революциям и к свержению власти - смешно.
Думаю, все давно уже поняли, что в России нужно вбросить подсказанный клич, а уж там хоть в "палате №6" будут объячнять для чего - халопы в Думе и СФ примут на ура, на то они и прикормленные халопы

«При всех издержках крепостничества именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации. Не случайно же крестьяне, по свидетельству историков, говорили своим бывшим господам после реформы: "Мы были ваши, а вы - наши"», — пишет Валерий Зорькин.

Валерий Зорькин уверен, одной из главных причин революций ХХ в является отмена крепостного права. Это «главная скрепа, удерживающая единство нации», считает он. Без крепостничества недовольство низших классов непосредственно, без амортизаторов, обрушилось на монархию.

Оправдание крепостного права, а проще - рабства, мы слышим не от одиозных личностей типа В.Жириновского или Н.Михалкова, что было бы понятно, один шут другой монархист, а от руководителя Конституционного суда, который, по должности, должен защищать главенство права и равенство всех перед законом. Уж от кого, гого, а от него слышать это более чем странно. Принцип прикрепление крестьян к земле было следствием нехватку трудовых ресурсов и как следствие стремление царей и землевладельцев смягчить эту нехватку в застойной экономике при праве силы в государстве. Крепостное право нельзя было назвать всеобъемлющим.

Видимо у В.Зорьки на вызывают благостные чувства сталинские колхозы, возможно на первый взгляд у крестьянской общины при монархии и у советского колхоза и есть что-то общее, но община была детищем низов, так как управлялась и руководилась снизу и причина их создания была желание выжить, а колхозы это госпринудиловка и насаждалась сверху сверху с целью разрушить становящуюся было на ноги деревню. Конечно крепостное право в законе Советов прописано не было, но запрещение выдавать паспорта в деревнях фактически прикрепляло жителей деревни к колхозу.

Видимо "Духовные скрепы" коллективизации не дает покоя сегодняшней российской правящей верхушке. При уже начавшейся стагнации, низкой механизации полном опустении деревень и нежелании людей "пахать и сеять", наводит мысль о введении в России что-то подобное крепостному праву (без дыма нет огня). Ну конечно прямо скопировать что-то вроде общин или колхозов, вряд ли получится, а вот вдохнув в движение "Духовные скрепы" да объединив эти скрепы с пятой колонной, вот и получится "Скрепостное право "

Готовьтесь друзья либералы и демократы поднимать российское сельское хозяйство. А зачем пятой колонне в городах жилье, если они едут поднимать сельское хозяйство в деревнях? Вот за этот золотой фонд и программу городского жилья, для своих, решится. Куда не кинь, а от "Скрепостного права " одна государству польза, да и 87% путинского электората примут идею на ура. Сельские из зависти "Нечего там в городе туниядничать давай к нам в деревню - "вкалывать" как мы", Городские же из радости - "Меньше народа - больше кислорода! Нечего бузить да майданить - поработайте на благо государства!"

В которой много внимания уделил эпохе Великих реформ Александра II. Главный тезис текста - в неудаче реформ виноваты реформаторы, а значит, по мысли Зорькина, на них лежит и ответственность за контрреформы. Я бы по-другому взглянул на эту проблему: стакан всегда наполовину полон, и «неудачные» реформы все равно переводят общество в новое состояние, пусть и не всегда такое, как планировали реформаторы. Автор проводит смелые сопоставления 1861 года с 1917 и 1991-м, но сегодня я хотел бы поговорить о другом.

Читателям больше всего бросился в глаза один из заключительных пассажей текста: «При всех издержках крепостничества именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации. Не случайно же крестьяне, по свидетельству историков, говорили своим бывшим господам после реформы: "Мы были ваши, а вы - наши" ».

Позвольте мне небольшое отступление в американистику.

В середине позапрошлого века Россию и США часто сравнивали. Обе страны воевали с южными соседями, и приращивали свои территории за счет, соответственно, Османской империи и Мексики. Обе страны осваивали обширные пространства - Сибирь и Дикий Запад. Но главное - Российская империя и Соединенные Штаты Америки оставались последними крупными «цивилизованными» государствами, в которых сохранялись институты принудительного труда и личной несвободы, - крепостное право и негритянское рабство. Две страны избавились от этих институтов почти одновременно, в 1861 и 1863 годах, но оба общества еще долгое время страдали от их последствий, политических, экономических и культурных.

Сравнение последствий рабства и крепостного права появлялось и спустя полвека после их отмены: так, Владимир Ленин в 1913 годах в статье «Русские и негры» сожалел о том, что крепостные были освобождены без революции, из-за чего, дескать, развитие капитализма в России отстает от аналогичных процессов в США, где освобождение негров произошло в ходе Гражданской войны.

В самих США на протяжении долгого времени рабство считалось необсуждаемым злом, хотя южный образ жизни мифологизировался и романтизировался, что мы знаем, например, из романа и фильма "Унесенные ветром". В стране, где свобода является одним из основных принципов, на которых воспитываются поколения американцев, защищать рабство было очень тяжело. Тем не менее, в начале 1970-х американское общество резко критиковало двух историков, С.Энгермана и С.Фогеля за их книгу «Время на кресте». Опираясь на клиометрический анализ экономических показателей Юга до и после отмены рабства, авторы доказывали, что рабство было экономически эффективным способом хозяйства. (В современной России подобные оценки крепостного права высказывает Б.Н.Миронов (что характерно, - тоже, как и Энгерман с Фогелем, прибегающий к количественным методам в изучении истории). (Кстати, не исключено, что Зорькин свои оценки основывает на чтении книг Миронова)). Защищаясь от критики, авторы писали, что экономическая эффективность рабства не означает, будто оно не было злом и не заслуживало отмены хотя бы по морально-этическим основаниям.

Однако если в США «оправдание» рабства всегда вызывало резкую реакцию общества, обвинения авторов таких текстов в расизме, а авторы вынуждены были оправдываться, то в России все более популярный разговор о благотворности крепостного права приводит лишь к распространению нервных шуток на тему возвращения этого института. Быстро отслоившаяся "элита", кажется, всерьез рассматривает варианты законодательного закрепления социального неравенства, сложившегося за пару десятилетий. Самостоятельная ценность свободы в этих дискуссиях не упоминается вообще, а «сумеречная зона», в которой оказалась страна, снимает все барьеры и делает возможным все, - вернее, не оставляет ничего невозможного.

Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин в статье в «Российской газете» выдвинул собственную версию бурных событий отечественной истории. Он объяснил неудачу реформ и социальные потрясения особенностями российского самосознания и глубоко укорененным коллективизмом, который способен стать основой нынешней государственности.

Зорькин противопоставляет российский и советский коллективизм западному индивидуализму и настаивает: основой достижений России и СССР было умелое использование коллективизма. А попытки использовать западные правовые и экономические институты и инструменты, принципы индивидуальной ответственности завершались неудачами или серьезными потрясениями. Необходимо подстроить традиционный коллективизм к нынешним условиям, чтобы поддержать государство и правящий класс, намекает Зорькин.

Одной из ключевых причин революций ХХ в. Зорькин считает отмену крепостного права. Это «главная скрепа, удерживающая единство нации», уверен он. Без крепостничества недовольство низших классов непосредственно, без амортизаторов, обрушилось на монархию.

Апологию крепостничества, предполагающего неравенство прав, странно слышать от руководителя КС, который, по идее, должен защищать верховенство права и равенство людей перед законом. Принцип прикрепления людей к земле отражал стремление землевладельцев и монархов смягчить нехватку трудовых ресурсов в застойной экономике при сословной правовой системе. Крепостное право нельзя было назвать всеобъемлющим. Оно не действовало в обширных регионах Заволжья, Севера и Сибири. До 1861 г. его отменили в прибалтийских и польских губерниях.

Причиной недовольства крестьян реформой 1861 г. было длительное сохранение экономической и личной зависимости земледельцев от помещиков. Освобождение сопровождалось сокращением земельных наделов, что существенно ослабило многие крестьянские хозяйства. Но странновато выглядят рассуждения председателя КС об одиночестве монархии перед народным гневом. Десакрализация верховной власти произошла спустя 50 лет после отмены крепостничества, в Первую мировую войну, и виноваты в этом сами высшие сановники. До этого недовольство масс обращалось, как правило, против низших и средних слоев бюрократии (террористы конца XIX века отражали настроения узкого круга интеллигенции).

У председателя КС преувеличенно радужное представление о роли крепостничества в российской истории. У него множество «побочных» проявлений - самодержавие (политическая архаика даже для XIX века), низкая социальная мобильность, передача власти и ресурсов по наследству, правовая неполноценность большей части населения.

Возможно, с точки зрения правоведа дореволюционная община и советский колхоз действительно близки. Но община строилась и управлялась снизу, а колхозы насаждались государством сверху с целью разрушить социальную структуру деревни и солидарность ее жителей. Не случайно крестьяне называли колхозы в 1930-е гг. «вторым крепостным правом», не видя в нем плюсов, найденных Зорькиным.

Председатель Исламского комитета России, публицист и философ Гедар Джемаль подверг накануне критике высказывания председателя Конституционного суда России Валерия Зорькина, заявившего недавно, что "при всех издержках крепостничества (на Руси) именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации".

Тезис Валерия Зорькина о крепостном праве как "главной скрепе" вызвал резкое неприятие у Гейдара Джемаля, опубликовавшего пространную статью на сайте IslamNews.ru .

По словам Джемаля, "Зорькин явно принимает себя за Гоголя и, видимо, очень внимательно читал его переписку с друзьями, потому что именно там полубезумный Гоголь, уже перед тем, как окончательно сойти с ума и сжечь второй том "Мертвых душ", изложил под девизом "Я Россию знаю, и меня Россия знает" все свои задушевные мысли о крепостничестве".

Суть мыслей великого писателя, по словам автора статьи, заключалась в том, что "для народного блага мужика надо посечь, его посеки, он тебе же и благодарен будет". "И вообще, это определенная фрейдистская форма любовного общения элиты и народа. На эту тему впоследствии было очень много всяких рассуждений, в том числе и в русской эротической литературе, где доминировала тема того, что мужики секут девок, а потом берут их замуж, посеченных ими. Судя по всему, здесь мы выходим на колоссальные залежи исторического народного фрейдизма, который лежит в основе отношений между крепостниками-помещиками и секомым мужичьем", - пишет Гейдар Джемаль, вспоминая высказывания персонажей Достоевского.

"Крепостничество целиком относится к периоду колхозного строя, потому что даже в формально-юридическом аспекте колхозники не имели паспортов и возможности покидать свои колхозы. То есть они были лишены свободы перемещения. В принципе это было уникальным явлением середины XX века. Но, подобно тому, как Зорькин обращает внимание на сожаления мужиков о том, что их освободили, все мы были свидетелями того, как старшее поколение сетовало, что Хрущев раздал паспорта колхозникам и дал им возможность по своему выбору, как вообще соответствует человеку XX века, выбирать место жительства и рисунок судьбы собственной жизни. Потому что как только Хрущев раздал эти паспорта, огромное количество колхозников ломанулись в города от чудовищной свинцовой несправедливости и безобразия колхозной жизни. Но, даже сбежав из колхозов, они не вышли из крепостной зависимости, которая продолжалась всю советскую эпоху и парадоксальным образом перешла в постсоветскую", - говорится в статье.

"Сегодня такими эксплуатируемыми крепостными являются нелегальные мигранты, которых в стране насчитываются миллионы, которые без всяких прав, за гроши, а то и бесплатно, по рабски вынуждены работать на предприятиях различного рода хозяев, которые спокойно в конце месяца вместо того, чтобы рассчитаться, вызывают ОМОН и этих людей высылают", - пишет Гедар Джемаль.

Беззаконие и крепостничество, по его словам, "являются неотъемлемой характеристикой социального и экономического быта нашей страны".

"Судя по заявлению Зорькина, который явно борется за стяжание лавров с тенью великого писателя (украинского, между прочим), главного промоутера крепостничества в классической литературе, элиты современной России, пользуясь националистической истерией, решили перейти в наступление. И, возможно, действительно, пользуясь новым железным занавесом, новой изоляцией, заново ввести крепостничество на совершенно формальном основании", - пишет автор.

Крепостничество в России, отмечает он, "выросло не как грибы из почвы, а было учреждено простым приказом сверху". "Окончательные формы - наиболее совершенные, наиболее угрюмые - крепостничество приняло при Екатерине, когда во всей Европе крестьян освободили, во Франции вообще пробили голову королю в ходе великой французской революции, даже в Пруссии шло освобождение крестьян, а в России крепостничество только входило в силу. Ничего удивительного не произойдет, если в конце концов будет объявлено о том, что теперь патриотизм проявляется в новом формате юридических отношений между обычными гражданами и патриотическим олигархатом. Олигархи станут герцогами или князьями, а еще есть зависимый от них средний бизнес, у которого будут соответствующие полномочия", - рисует перспективу Джемаль.

К элементами современного "крепостного строя" он относит "корпоративный кодекс и те жесткие ограничения, которым подвергается офисное "хомячье" или госслужащие, которые должны подчиняться дресс-коду, выезжать в приказном порядке на природу с коллегами, вести себя определенным образом, отмечаться по времени, секунда в секунду, уходить секунда в секунду, то это, собственно говоря, такая серьезная доля закрепощенности, которая вполне сравнима с обсуждаемым предметом".

В стране, заключает Джемаль, "существуют уже готовые пятна крепостничества". Возвращаясь же к рассуждениям председателя Конституционного суда о крепостничестве, он пишет, что Зорькин "знает про издержки крепостничества только из рассказа "Му-му". "Он знает, что барыня приказала утопить Му-му Герасиму, и Герасим не осмелился ее ослушаться. Других источников информации по поводу издержек у Зорькина нет, потому что, судя по его фамилии, его предки не имели отношения к взаимоотношениям мужиков с барами, ибо принадлежали к совершенно другому этническому полю и находились в другой зоне. Поэтому вряд ли он компетентен хотя бы даже на наследственном уровне говорить об издержках крепостничества и скрепах в традиционной России", - иронизирует автор.

"Есть ли альтернативные крепостничеству скрепы?" - задается вопросом Джемаль.

Как известно, лучшей скрепой является война, пишет он, отмечая. что сейчас это "наглядно показали" юго-восток (Украины. - Прим. ред. ) и Крым. Однако война является таковой "только в том случае, если эта война выигрывается". "Как только с войной происходит осечка, дело может кончиться 1905 годом", - добавляет Джемаль.

"В целом же Зорькин, конечно, молодец", - отмечает автор публикации. "Он обозначил все болевые точки России XXI столетия и четко позиционировал суть и смысл, которые можно от лица России предложить современному человечеству. В этом смысле Зорькин в своей простоте и спонтанности очень символичная фигура, потому что вряд ли кто-нибудь кроме него решился бы конкурировать с Гоголем более чем полтораста лет спустя после смерти писателя", - заключает Гейдар Джемаль.

В правительственной« Российской газете» статью. Такое с ним, время от времени, случается, но в этот раз почему-то ждали сенсации. Перед публикацией полного текста в РГ выпустили короткий анонс о возможности« точечных изменений» Основного закона, анонс, где речь шла, фактически, о ликвидации остатков местного самоуправления в стране, тут же растащили на цитаты.

Но ждали большего. В телеграм-каналах намекали, что грядет едва ли не конституционный переворот. Особо смелые аналитики без всякого стеснения набрасывали четкие контуры грядущих изменений российского государственного устройства: появляется новый орган без внятных полномочий, но с неизбираемыми членами, например, Государственный совет. Владимир Путин назначает себя главой Госсовета, и становится пожизненным диктатором, передавая номинальную президентскую власть Дмитрию Медведеву или какому-нибудь другому бессмысленному и бесправному преемнику. В общем, на ровном месте возникло что-то вроде интриги.

Кстати, разговоры про то, что Путин вот-вот учредит Госсовет, и сделается бессменным правителем России московские пикейные жилеты ведут уже не первый год. Почему-то именно это название кажется любителям сложных схем наиболее подходящим для нового — и совсем уже настоящего — центра власти. Но Путин подводит, Путин тяготеет к простым схемам.

Вот и Зорькин в целом подвел. Статья« Буква и дух Конституции» наконец вышла, и тут же выяснилось, что глава КС — не сторонник, а наоборот, противник радикальных реформ. Причем не без привкуса оппозиционности — недостатком Основного закона называет, например, «крен в пользу исполнительной ветви власти». Сокрушается из-за того, что мало в России социальной справедливости, поминает нечестную приватизацию, хоть и успевает вовремя оговориться: «Социальное напряжение, порождаемое чувством несправедливости, усугубляется естественной усталостью населения от трех десятилетий реформ, а также беспрецедентным(и добавлю — неправовым, т. е. противоречащим нормам международного права) экономическим, и прежде всего санкционным, давлением на Россию со стороны США и Западной Европы». Показывает, то есть, старшим, что генеральную линию понимает.

Гневно клеймит зарвавшихся коррупционеров, и даже позволяет себе довольно острые политические высказывания: «Необходимо, чтобы у оппозиции была реальная возможность прихода к власти в рамках Конституции, т. е. на началах честной политической конкуренции». Рассуждает о прелестях двухпартийной системы, ссылаясь при этом на опыт США, что тоже выглядит слегка крамольно: «Предвижу, что меня могут упрекнуть в конструировании искусственных теоретических схем, оторванных от „живой“ практики. Между тем именно по таким „схемам-чертежам“ создавалась двухпартийная система США(как и вся их конституционная политическая система). Не зазорно и заимствовать чужой опыт, выдержавший проверку многовековой практикой». Хотя, конечно, и здесь не без оговорки: «Нынешняя модель либеральной представительной демократии, характерная для большинства развитых стран, уже, как давно говорят ведущие политологи Европы или Америки, явно не справляется с современными вызовами».

В общем, даже чижика не съел, хотя пару раз красиво проговорился. Среди воды благих пожеланий есть довольно откровенная атака на Европейский суд по правам человека, мешающий нам выстраивать нашу уютную« конституционную идентичность», да и само понимание базовых прав у главы Конституционного суда довольно специфическое. Вот, пожалуй, ключевой фрагмент текста: «1) общественное согласие в вопросе о правах человека в различных государствах имеет социокультурную специфику и 2) это именно общественное согласие, которое устанавливается большинством общества и устанавливается для большинства. Я вовсе не имею в виду, что концепция конституционной идентичности ориентирована лишь на защиту прав большинства. Но хочу подчеркнуть, что права меньшинств могут быть защищены в той мере, в какой большинство с этим согласно». Сюда же — рассуждения об «ответственности каждого не только за себя, но и за других» и про традиционный« русский коллективизм».

Впрочем, тут особенно удивляться не приходится: в конце концов, мы ведь не раз видели решения, которые штампует Конституционный суд, защищая принятые Думой антиконституционные законы. Видели, на себе чувствовали, что здесь сотворили со свободой собраний и со свободой слова. В этот раз Валерий Зорькин хотя бы от рассуждений о пользе крепостного права воздержался, — и на том спасибо. А ведь рассуждал в свое время, причем все в той же «Российской газете»: «При всех издержках крепостничества именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации. Не случайно же крестьяне, по свидетельству историков, говорили своим бывшим господам после реформы: „Мы были ваши, а вы — наши“».

Что во всем этом по-настоящему важно? Да, пожалуй, только то, что появление статьи Зорькина свидетельствует — какие-то идеи по радикальному пересмотру положений Конституции в верхах все-таки имеются. Ведь не с авторами же телеграм-каналов глава КС полемизирует, когда пишет: «Мне представляются особенно тревожными вновь появляющиеся призывы к кардинальным конституционным реформам».

И, как ни странно, на данный момент гарантом Конституции остается, как ему по Конституции и положено, Владимир Путин. Он отлично сжился с действующей Конституцией, научился, когда это требуется, вытирать о нее ноги, сохраняя на лице выражение достоинства и уважения к Основному закону. Он безраздельно правит страной 18 лет, уходить не спешит, и, если понадобится, найдет, разумеется, способ остаться еще на один срок, не изобретая для этого новых структур. Его карманный парламент принимает явно противоречащие Конституции законы, и смущает это только тех, кого с использованием этих новых законов сажают или штрафуют. Когда гарант говорит, что Конституция неприкосновенна, он не пытается нас обмануть. Зачем вообще к ней прикасаться, руки пачкать? Все и так отлично работает.